Итальянец. Артуро Перес-Реверте

какие он три раза в неделю чередует с работой в Колониальном госпитале Гибралтара.

      – За последние годы устраивают слишком много подобных наказаний. – Доктор бросает взгляд на официанта, занятого своими делами, и понижает голос: – Есть другие методы, менее варварские.

      Альхараке поднимает руки, показывая таким образом свое бессилие в этом вопросе.

      – Ах вот что… Сейчас жестокие времена, как известно. Каковы времена, таковы и методы. Человек никогда ничему не научится.

      Доктора это не убеждает.

      – Так или иначе, не важно, мир или война, но казнить испанского портового рабочего, отца семейства, по обвинению в саботаже – это слишком.

      – Я ведь не тот, кто будет защищать вероломный Альбион, так ведь? Это ясно. Но этот человек, немецкий агент, собирался подложить бомбу в Арсенале.

      Доктор явно сомневается. Он худой, лысый, близорукий, и единственное пятно на его безупречном облике – два желтых от никотина пальца левой руки. Он всегда свежевыбрит и благоухает лосьоном, словно только что вышел из парикмахерской. Он носит очки в стальной оправе, и белоснежные воротнички его рубашек всегда украшены яркими галстуками-бабочками.

      – Так говорят, – отвечает он недоверчиво. – Но мы не знаем, так ли это на самом деле.

      – В любом случае считается, что это доказано. И заметь, я не оспариваю патриотизм его поступка и как человек, симпатизирующий Рейху, готов ему аплодировать… Но того, кто это делает, ждет расплата. Это более чем естественно. Сыны предательского Альбиона не намерены шутить.

      – Так-то оно так, но намерения – это еще не поступки.

      Альхараке поворачивается к Елене, которая рассеянно листает журнал «Белое и черное».

      – А ты как думаешь?.. Ты сегодня что-то все молчишь.

      – Я слушаю, – отвечает она. – А думаю я о саботажах.

      – И тебе тоже кажется естественным, что, если человека поймали с поличным, он заслуживает смертной казни?

      – Полагаю, что солдат и саботажник – это не одно и то же.

      – Что ты имеешь в виду?

      Она медлит с ответом, раздумывая о встрече, произошедшей утром в Альхесирасе. О троих мужчинах, за которыми она следовала до самого порта.

      – Я говорю о немцах и итальянцах, – произносит она. – О настоящих врагах Англии.

      – А-а, тогда ясно. Это другое дело. Если солдаты сражаются за свою отчизну, тогда это объявленная война. Их не в чем упрекнуть.

      – Но шпионов вешают, так ведь?

      – Именно для этого существует военная форма, – вмешивается Сокас, доставая из кармана коробочку тонких гаванских сигар «Пантер». – Тот, кто в форме, находится под защитой Женевской конвенции. А тот, кто ее не носит и скрывается за вражескими знаками отличия, или, допустим, наемник из страны, не участвующей в войне, тот заслуживает петли или расстрела.

      – Это не одно и то же: служить своей стране или предавать ее, действуя под чужим именем, – замечает Альхараке. – Ни один цивилизованный человек не