Встречный бой штрафников. Сергей Михеенков

была, та нечаянная материнская слеза? По младшей дочери, которая только-только встретила свое счастье и вот уже провожает его? Вернется ли? По старшей? А может, по нем, уходившем в неизвестность уже не чужим человеком? Петр Федорович нахмурился. Анна Витальевна потупилась, втайне переживая, еще раз, свое расставание с Радовским. Заплакали Федя с Колюшкой. Прокопий долго не отпускал руку Воронцова и молчаливо, с надеждой, которую невозможно было обмануть, смотрел ему в глаза. Так расстаются с отцом. И только Улита и Алеша продолжали играть под ракитами, барахтаясь в мерзлой, покрытой инеем листве.

      Все это – вся картина их расставания, мгновенно пронеслась перед глазами Зинаиды, и она снова обмакнула перо в чернильницу.

      «Пишут тебе твои Улита, Прокопий, Федор, Николай, Алеша с Анной Витальевной, Петр Федорович, Евдокия Федотовна и я, твоя Зинаида».

      Сердце все же не выдержало и на этот раз она себя выделила особо. Ей сразу стало легче и словно бы веселее. Она как будто увидела его – там, за километрами кромешной мглы, снегов и метелей, – живого и невредимого, улыбающегося ей своей доброй мягкой улыбкой, которую она всегда видит, засыпая вечерами и просыпаясь по утрам. В другое время и в других обстоятельствах от этого навязчивого видения можно было бы сойти с ума, но теперь оно помогало ей жить и находить силы для того, чтобы одолевать все заботы, которые судьба взваливала на ее плечи.

      Дети учили уроки. Прокоша что-то постоянно подсказывал Феде. Иногда в их диалог вмешивалась Анна Витальевна. А Зинаида уже парила в ином пространстве. Она разговаривала с тем, кого полюбила всем своим юным и доверчивым сердцем. Если бы он был сейчас хотя бы чуточку ближе и к нему можно было прийти, она бы не раздумывая побежала через снежное поле, через лес… Она нашла бы его. Как уже нашла однажды. Нет-нет, только не заплакать… Анна Витальевна все видит, только из деликатности делает вид, что занята тетрадями. Да и дети переполошатся, кинутся к ней и начнут успокаивать. Особенно Прокоша. У него очень чуткая душа. Как у матери. Пелагея была такая же. Пелагея, сестрица… И новая волна нахлынула на нее. Но прежний образ она не вытеснила. Так и стояли они перед ее мысленным взором, сменяя друг друга, словно мерцающий вдали, в морозном недосягаемом пространстве, звезды: Саша и Пелагея.

      «Сообщаю тебе о том, что у нас все хорошо. Живем лучше. Всего хватает. Дети сыты. Прокоша и Федя ходят в школу. Анна Витальевна за ними присматривает. Ей, как учительнице, выдают кое-какие продукты и бесплатные дрова. По твоему аттестату получаю исправно. В доме теперь тепло. Из остатков досок тятя сделал стол. Большой, на всю семью. Теперь мы сидим все за одним столом. Ребята учат уроки. Анна Витальевна готовится к занятиям. А я тебе пишу письмо. Тятя рад, что угодил нам, и теперь решил сделать и стулья. Десять стульев – на всю семью. Десятый – для тебя, Сашенька. Не забывай нас, как мы не забываем тебя.

      Я все время думаю о тебе и жизни своей уже не представляю без тебя. Береги себя. У тебя дочь. Она тоже по тебе