Тот, кто полюбит все твои трещины. Рафаэль Боб-Ваксберг

хорошее.

      – Я из кожи вон лезу в каменоломне, чтобы сделать идеальную свадьбу для тебя.

      – А мне так не кажется. Мне кажется, что ты работаешь допоздна, потому что не хочешь проводить время со мной.

      – Ты думаешь, я не хочу проводить время с тобой?

      – Я просто говорю, что мне так кажется!

      – Так если я не хочу проводить с тобой время, почему я вообще на тебе женюсь?

      – Я не знаю! – кричит она. – Какие у тебя на то причины?!

      В голову немедленно приходит сотня Ужасных Мыслей, но у меня не получается призвать хотя бы одну Хорошую Мысль, даже если бы моя жизнь зависела от этого. Поэтому вместо этого я выкрикиваю самую не-Ужасную Мысль из всех Ужасных Мыслей, пришедших мне в голову, которая звучит как: «У меня на то нормальные причины!»

      Я никогда раньше не слышал, чтобы кто-нибудь говорил что-то с таким презрением, с каким Дороти выплюнула мне в лицо:

      – У тебя на то нормальные причины?

      – Да, – говорю я. – Нормальные. Типа я люблю тебя и хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь. Ну вот все эти тупые клише, что, даже когда я злюсь на тебя, я люблю тебя и что лучший момент каждого дня – это просыпаться рядом с тобой. И меня убивает, что это все – нормальная, типичная фигня влюбленных, потому что я хочу верить, что наша любовь особенная – что она больше и интереснее всех остальных, – но жестокая правда в том, что моя любовь к тебе именно такая – последовательная, предсказуемая и скучная.

      Я вижу, как Дороти немного смягчается, что хорошо, потому что я не знаю, что еще сказать.

      – Ты поэтому хочешь козлов на нашей свадьбе?

      – Что касается всех этих козлов… я пообещал твоему отцу, что они у нас будут. Мне пришлось попросить у него еще денег, потому что я купил Яйцо Обета от Феликса Вожновски, а я не мог его себе позволить.

      Дороти подносит руку ко рту. Ее глаза расширяются.

      – Ты купил Вожновски?

      – Да, – говорю я. – Это глупо. Все это глупо, но… Я люблю тебя.

      Дороти улыбается.

      – Ну, в этом нет ничего глупого, – говорит она отстраненным тоном, который, как я знаю, она использует в те моменты, когда хочет выглядеть невозмутимой, но, поскольку ее голос дрожит, а глаза блестят от слез, это выглядит так искренне, как только может быть.

      – Нет? – спрашиваю я, и она качает головой.

      – Ты шутишь? – она говорит мягко и нежно. – Я, блин, в восторге.

      Так, позвольте сказать, если раньше я считал Дороти красивой, то теперь, когда я стою у алтаря и вижу, как она входит в Хорошую Церковь в свадебной мантии – а за спиной у нее виднеются витражи, – тут уж хоть до ста лет доживи, а все равно ничего прелестнее не увидишь. И в этот момент я думаю: это самый лучший из всех возможных способов отпраздновать свадьбу, потому что это свадьба с Дороти.

      Мой младший брат сам проводит жертвоприношение – мы останавливаемся на пятидесяти козлах, хорошее круглое число, – и все проходит без сучка и без задоринки, однако спустя полчаса, пока тетя Эстель читает стихотворение Гертруды Стайн, оказывается, что один из козлов не умер до конца, он