Крестики и нолики. Мэлори Блэкмен

для нас, нулей, учиться в одном классе с малышами.

      – Ты чего? Я не малыш! – Я вскочила на ноги и сердито поглядела на него сверху вниз.

      – Ну тебя, Сеффи! Мне пятнадцать, между прочим! А через полгода будет шестнадцать, а меня запихивают к детишкам, которым двенадцать-тринадцать. Тебе самой понравилось бы учиться в одном классе с детьми на год младше? – спросил Каллум.

      – Мне? Ну… – Я села обратно.

      – Вот именно!

      – Мне через три недели будет четырнадцать, – сказала я, решив довести разговор до конца.

      – Дело не в этом, сама понимаешь.

      – Но в школе же объяснили почему. Вы все отстаете по меньшей мере на год, и…

      – А кто виноват? – Каллума вдруг прорвало. – Еще несколько лет назад нам вообще разрешали учиться только до четырнадцати и только в школах для нулей, на которые выделяют в четыре раза меньше денег, чем на ваши!

      Ответить мне было нечего.

      – Прости. Я не хотел на тебя орать.

      – Ты и не орал, – ответила я. – А кто-нибудь из твоей старой школы идет с тобой в Хиткрофт?

      – Нет. Никого не приняли, – ответил Каллум. – Я бы тоже не прошел, если бы ты меня не подтягивала.

      Это прозвучало будто обвинение. Мне захотелось извиниться, только непонятно за что.

      Каллум вздохнул:

      – Ладно, давай заниматься.

      – Хорошо. – Я повернулась и полезла в сумку за учебниками. – Что сначала – математика или история?

      – Математика. Люблю математику.

      – Фу! – Я помотала головой.

      Какой нормальный человек может любить математику? Я больше всего любила языки, а на втором месте у меня стояли биология человека, социология и химия. Математика с физикой боролись за последнее место.

      – Ну и пожалуйста. Математика так математика. – Я наморщила нос. – Я тебе расскажу, что мы повторяли на той неделе, а ты мне все объясни!

      Каллум засмеялся:

      – Зря ты не жалуешь математику. Это универсальный язык.

      – Кто тебе сказал?

      – Так все разумные люди говорят. Сама подумай, сколько на планете разных языков. Единственное, что на всех языках одинаково, – это математика. Наверняка и на других планетах так же.

      – Чего?!

      – Скорее всего, мы именно так и будем разговаривать с пришельцами с других планет, когда они прилетят или когда мы до них доберемся. На языке математики.

      Я вытаращилась на Каллума. Иногда говоришь с ним – и разница в семнадцать месяцев превращается в семьдесят лет.

      – Не морочь мне голову!

      Улыбка Каллума ответом не считалась.

      – Прекрати! У меня будет мигрень. – Я нахмурилась. – А можно просто поучить математику, как в учебнике, а про пришельцев поболтать потом?

      – Пожалуйста, – произнес Каллум после паузы. – Только, Сеффи, нельзя думать о нас одних, надо мыслить масштабнее. Нужно думать и о других культурах, и о других планетах, и вообще – о будущем, например. Нужно расширять кругозор.

      – Вот спасибо! У меня будет масса времени подумать о будущем, когда я совсем состарюсь и никакого будущего у меня не останется.