Принцесса крови. Дмитрий Агалаков

иссечен на куски и брошен на мостовой! И сделал это все – Жан Бургундский! Он сознался в своем преступлении! Мы, я – вдова убитого, и его сын – ваш племянник, просим королевского правосудия! Накажите преступника! Предайте его суду!

      Карл Орлеанский, бледный и притихший, стоял в стороне. Он не мог отвести глаз от своего дяди. Тот походил на птицу, уснувшую в клетке. На птицу, которой ни до кого и ни до чего нет дела.

      – Ваше величество! – рыдая, воскликнула Валентина Висконти, – государь! Будем ли мы услышаны?

      Король по-прежнему смотрел над головой свой кузины – в пустоту. Неожиданно он шевельнул рукой и поднял ее; очень осторожно, точно боясь удариться о невидимую преграду, король поднес руку к лицу; медленно выставив указательный палец, он коснулся им бледных губ:

      – Тсс! – тихо сказал король. – Я тонкий стеклянный сосуд, милая женщина. Разве вы не видите? Если вы будете так сильно плакать, я не выдержу и расколюсь на мелкие части. Осколков даже не соберете. А ведь я очень красивый сосуд, не так ли?

      – Ваше величество, – в отчаянии пробормотала Валентина Висконти. – Ваше величество, Господи…

      Но Карл Шестой настойчиво повторил:

      – Тсс! Ступайте и не тревожьте меня. Ступайте…

      Карл Орлеанский опустил глаза. Велико было отчаяние в его душе! Король был их надеждой, но до него не достучаться. Оставалась королева. Всего месяц назад она так радушно принимала его. Пусть королева, его теща и тетка в одном лице, ненавидит его мать, но она должна помочь ему! Юноша взглянул на безразличного ко всему дядю, на мать, склонившую голову перед безмолвным и безумным государем. Ведь Изабелла Баварская любила его отца! И он только что доставил по назначению их маленькую дочь – Жанну. Он бы погиб за нее, если было бы нужно!

      В это же самое время послы Жана Бургундского вели переговоры с Королевским Советом о прощении герцога и признании его невиновным. Герцог Беррийский, возглавлявший совет, понимал, что ему рано или поздно придется принять условия племянника. Но было необходимо согласие королевы. Положение оказалось сложным! Именно сейчас голос Изабеллы Баварской мог стать решающим на чаше весов – остаться Жану Бесстрашному преступником в глазах французов или благодетелем королевства.

      И именно сейчас во дворце Барбетт королева принимала гостя.

      – Видите ли, ваше величество, – облаченный в доспехи, в плаще, подбитом мехом, говорил он, – у вас нет выбора. Людовика Орлеанского больше нет. Заступиться за вас некому. Вы – одна. Двор не любит вас. Он только и ждет, когда вы оступитесь. И стоит королю прийти в себя, как все ваши… романы станут известны ему в подробностях. Карл Шестой Валуа не простит вам. Вы стоите перед выбором: быть по-прежнему королевой и стать верным другом и союзником герцога Бургундского, или – оказаться над пропастью…

      – А если я сейчас же прикажу схватить и казнить вас? – бледная от страха и гнева, процедила