Проект особого значения. Макс Глебов

безопасно. Кораллы, рыбки, безобидные дракончики и колоритные парусники, чем-то напоминающие земных мант, только плывущие, выставив крыло вертикально. Закрепленная на лбу микрокамера позволит вам «создать прекрасный фильм о подводном царстве Дионы» – это Джесика напела.

* * *

      – Геныч, как дела? – Санек распахнул дверь лаборатории и ввалился носорожьей тушей.

      Это Петрову – Санек, давний друг и однокашник, а всем остальным – Александр Игнатьевич Иловайченко, директор отдела «Генетическая перспектива» корпорации «Заслон».

      – Нормально. Шестой этап закончили, и, ты знаешь, есть интересные зацепочки. Метилирование гена рецептора глюкокортикоидов дает…

      Иловайченко двинул пухлой ладонью, смахивая за дверь лаборантку Леночку, уселся на ее место. Офисное креслице протестующе пискнуло.

      – Я не про этап. Я, Геныч, про твои дела, – принажал на «твои».

      Петров как-то замитусился, нервно подергал русую челку, пробежался с угла на угол, переложил какие-то бумаги, опустив глаза, ответил:

      – Тоже нормально, скрининг я прошел, ничего вопиющего там нет. Ну некоторое снижение уровня экспрессии…

      – Знаю. Читал заключение. Вот и пришел. Да ты бы сел. Поговорить надо.

      Петров присел на край стола, за которым вальяжно развалился его непосредственный начальник.

      – И что скажешь, Санек?

      От разговора он ничего хорошего не ждал. И оказался прав.

      – Выгорел ты, Геныч. Еще чуть-чуть и алес, – видя, что друг пытается что-то возразить, протестующе поднял руку. – Не спорь. Ты сколько уже этим проектом руководишь? Лет тридцать?

      – Тридцать четыре, – выдохнул Петров.

      – Во-о-от. А результатов – фиг да нифига. Великая цель – победить саму матушку Смерть. Дать человеку бессмертие. Хотя бы, почти. И смириться с тем, что не ты это сделаешь, не успеешь, помрешь раньше, очень тяжело. Сколько нам с тобой еще осталось? Лет двадцать? Ну тебе может поболе, я-то со своим, – обвел руками необъятные телеса, – багажом раньше сойду. И ты гонишь лошадей: скорей, мати-йети, скорей, болезные!

      Он помолчал, вытащил из кармана штанов носовой платок, смахивающий на небольшую скатерку, шумно высморкался. Подержал паузу. Петров тоже молчал, ждал продолжения.

      – Короче, Геныч, вали-ка ты в отпуск, – еще один отсекающий протесты жест. – Властью, данной мне Генеральным советом директоров нашей многоуважаемой Заслонки, повелеваю: в отпуск! На полгодика, а? Ничего, Перспектива подождет. Мне проще подморозить проект, чем искать нового руководителя. Не спорь, приказ я уже подписал. Я босс, мне решать.

      – С понедельника валить?

      – Зачем с понедельника? Понедельник, сам знаешь, когда начинается. Прямо сейчас вали. Что, еще два рабочих часа? И много ты за два часа успеешь? За тридцать лет не успел, а за пару часов успеешь. Ген гениальности в Гене очнется, – Иловайченко засмеялся, подхрюкивая: любил созвучные масло-масляные