Восемь белых ночей. Андре Асиман

чтобы не позволить мне взять верх, – то уж ладно, сознаюсь: мне против шерсти все эти вечеринки, где в самой середине стола красуется миска с пуншем.

      Вот такой она мне нравилась.

      – А что до людей, которые ходят на вечеринки, где в самой середине стола красуется миска с пуншем, они тебе тоже против шерсти?

      – Против шерсти ли мне тедругие? – Она подумала. – Ты это хочешь спросить?

      Видимо, именно это я и хотел спросить.

      – Чаще – да, – сказала она. – Почти все люди – Шукоффы. Кроме тех, которые мне по шерсти. Но пока не станут по, и они тоже – Шукоффы.

      Мне страсть как хотелось узнать, какое место я занимаю на шкале Шукоффов, но спросить я не решился.

      – А с какой радости ты знакомишься с Шукоффами?

      Мне нравилось повторять ее словечки.

      – Тебе правда интересно?

      Мне было страшно интересно.

      – От скуки.

      – Скука под рождественской елкой?

      Этой невинной подколкой я всего лишь хотел показать, что мне приятно вспоминать о нашей встрече, что я ничего не забыл, что мне пока нравится лелеять тот миг.

      – Вероятно. – Она умолкла. Видимо, не любила так вот сразу соглашаться с другими и перед «да» любила вставлять «вероятно». Я уже слышал нарастающий рокот барабана. – Но ты сам подумай, как скучно было бы на этой вечеринке без меня.

      Это мне страшно понравилось.

      – Я бы, наверное, давно ушел, – высказался я.

      – Я тебя что, задерживаю?

      Вот оно снова – смысл, который не есть истинный смысл, но с тем же успехом может быть и подлинным смыслом.

      Нечто умиротворяющее, почти душевное, сквозившее под этими уколами и подначками, взбудоражило меня и заставило почувствовать, что она – родственная душа, которая делит со мной общий загробный мир, снимает слова у меня с языка и, обращаясь с ними ко мне, придает им силу и смысл, которых они не обрели бы, оставь я их при себе. Под маской язвительных мини-истерик слова ее несли в себе нечто одновременно и доброе, и располагающее, напоминая грубые складки проверенного и приютного одеяла, которое принимает нас такими, как есть, знает, как мы спим, что испытали, что видим во сне, чего взыскуем, несколько этого стыдясь, когда остаемся нагими наедине с самими собой. Знала ли это и она?

      – Почти все люди похожи на Шукоффов, – произнес я, сам не зная, всерьез или нет. – Хотя, возможно, я не прав.

      – Ты всегда такой амфибалентный? – подначила она.

      – А ты?

      – Я сама это слово изобрела.

      Я – Клара. Я изобретаю загадки и ложные отгадки.

      Я посмотрел в сторону – наверное, чтобы не смотреть на нее. Обвел взглядом лица в библиотеке. В просторное помещение набились типичные гости вечеринок, где в середине монотонной болтовни красуется миска с пуншем. Я вспомнил ее презрительное «Ты глянь-ка на эти лица» – и попытался бросить на них уничижительный взгляд. Тем самым получил повод отвести глаза.

      – Тедругие, – повторил я, чтобы заполнить паузу, повторив наименование, которое мы присвоили