Вич-положительная. Кэмрин Гарретт

Это совсем неплохо. Я невольно начинаю улыбаться. И это не нормальная улыбка. А такая дурацкая, широченная, во весь рот. Я отодвигаюсь и встаю на ноги.

      – Ой, – повторяю я, – это… слушай, это же здорово. Это офигеть как хорошо. В смысле, я ничего против геев не имею. Просто… я рада, что ты не такой. Не гей в смысле. Но не потому, что я гомофобка.

      – Боже мой… – Майлз прыскает, закрывая лицо рукой. Его плечи трясутся от беззвучного смеха. – Боже мой, Симона.

      Я крепко сжимаю губы, стараясь перестать лыбиться. Выходит не очень. Уголки моих губ так и ползут вверх, хотя щеки все еще пылают. Он точно расскажет друзьям, что я веду себя как полная дура. Если повезет, то я стану посмешищем только для них и дальше дело не пойдет.

      – Ну, я просто, это… Э-э-э. – Вот засада. Терять больше нечего, так что я пру напролом. – А ты это, ну… Э-э-э… Типа на свидания ходишь?

      Его смех обрывается. Теперь у него такой озабоченный вид, вроде как: а все ли у меня дома?

      Боже. Я без понятия, как нормальные люди зовут на свидания, но уж наверняка не так позорно. В свое оправдание могу сказать, что я это делала в первый раз. И с таким успехом он же будет и последним.

      – Так, ребята. – Мисс Клейн хлопает в ладоши. – Начинаем!

      Слава богу.

      Я соскакиваю со сцены и бегу на свое место. Дороги назад уже нет.

      4

      Прошло полчаса, а я все еще не могу поверить, что сделала это. Я могла бы просто извиниться за то, что решила, что он гей. Могла бы вежливо попрощаться и уйти, как нормальный человек. Блин, если уж выставлять себя полной дурой, можно было найти время получше. А так мне теперь до пяти торчать на репетиции, всячески его избегая. Удерживать внимание на чем-либо еще практически невозможно, потому что в голове я снова и снова проигрываю эту сцену.

      Палумбо (а он уже вернулся из хоровой) хлопает в ладоши, вырывая меня из глубоких дум о моем позоре:

      – Вот сейчас было отлично, ребята. По-моему, с предложениями Симоны эта сцена заиграла новыми красками.

      – Вы уверены, что у нее больше нет замечаний? – спрашивает Эрик, приковывая меня к месту взглядом. – Они у нее обычно не кончаются.

      Несколько артистов хора поворачиваются в нашу сторону. Я с трудом сдерживаю вздох. Он не мог выбрать для этого другой день?

      – Эрик, ты же знаешь. Делать замечания – это ее работа. Ничего личного. – Палумбо поворачивается ко мне. – Ну так что, есть у тебя замечания?

      – Э-э-э, нет. – Я изо всех сил пытаюсь не краснеть, но, по-моему, у меня не получается. Ну спасибо, Эрик. Выставил меня перед всеми дурой. – Пока нет.

      Рокко спускается со сцены, следом за ним – Эрик. Я стою не очень близко, но мне все равно видно, как он закатывает глаза. И часть меня его не винит. Уверена, он заметил, что сегодня я не уделяла внимание тому, что происходит на сцене. Дожили: какой-то парень отвлекает меня от мюзикла. Нормальные люди влюбляются и не теряют головы, ну или хотя бы притворяются, что все нормально.

      А у меня всегда с этим было не очень.

      – Симона. – Палумбо сжимает мое плечо. – У тебя все в порядке?

      – Угу, –