Сервер и дракон. Ханну Райаниеми

нтаре, улыбается Эйлин.

      Спускаются они медленно. Поток воздуха от крошечных лопастей в ангельских крыльях срывает лепестки с хризантем Сью. Наконец он легко опускается на траву. Стеклянная плоть раздвигается, и Эйлин выходит наружу.

      Это наша первая встреча после ее ухода. Мягкий скафандр слегка светится, и она в нем похожа на рыцаря. Черты ее лица стали резче, она загорела. В Q-нете пишут, что солдаты корпуса богоубийц не только получают крутую снарягу, но и подвергаются изменению ДНК. Но это все равно моя Эйлин: грязные светлые волосы, острые скулы, зеленые глаза, в которых всегда таится вызов. Моя Эйлин, мой солнечный свет.

      Я могу только смотреть. Она подмигивает мне и обнимает мать, брата и Крейга. Потом подходит ко мне, и я слышу тихий гул скафандра. Касается губами моей щеки.

      – Юкка, какого хрена ты тут делаешь?

      – Эй, хорош целоваться, – говорит Малькольм.

      – Мы не целуемся. – Эйлин снова сгребает его в объятия и улыбается. – Мы просто здороваемся. Говорят, ты хотел познакомиться с моим ангелом?

      Малькольм сияет, но Сью хватает Эйлин за руку.

      – Сначала поешьте, играть будете потом.

      – Вот теперь я чувствую, что вернулась домой, – хохочет Эйлин.

      Эйлин ест с удовольствием. Доспехи она сменила на джинсы и футболку и теперь гораздо больше похожа на девчонку, которую я помню. Она замечает, как я смотрю на нее, и сжимает мою руку под столом.

      – Не бойся, я настоящая.

      Я ничего не говорю и отнимаю руку.

      Крейг и Сью обмениваются взглядами, и симбионт заставляет меня что-нибудь сказать.

      – Я так понимаю, вы решили оставаться по эту сторону Файрволла?

      Сью кивает:

      – Я никуда не поеду. Этот дом построил мой отец, и мы останемся здесь, куда бы боги ни бежали. К тому же эта компьютерная штука неплохо нас защищает, судя по всему.

      – Рыба, – говорю я.

      – Никогда к этому не привыкну, – смеется она. – Я знаю, что ее так назвали те парни, которые ее построили, но почему Рыба?

      – Шутка для задротов. – Я пожимаю плечами. – Рекурсивный акроним. РЫба – БогоАнтроп. Или там Безумный Акроним. Не очень смешно на самом деле.

      – Ну ладно. Так или иначе, милостью Рыбы мы планируем оставаться здесь.

      – Отлично, – говорю я. И думаю, что это очень глупо.

      – Шотландцы все такие, – замечает Крейг, – упрямые.

      – Финны тоже, – соглашаюсь я. – Вряд ли мои родители куда-то уедут в ближайшее время.

      – Я всегда знал, что у нас есть что-то общее, – радуется он, но симбионт сообщает мне, что его улыбка не такая уж искренняя.

      – Эй, – вмешивается Эйлин, – насколько я помню, Юкка – не ваша дочь. И я только что вернулась домой с войны, между прочим.

      – И как там, на войне? – спрашивает Крейг.

      «Вызов» – регистрирует симбионт. Мне становится неловко.

      – Грязно, – грустно улыбается Эйлин.

      – Один мой друг в нулевые служил в Ираке, – говорит Крейг. – Вот там было грязно. Кровь и кишки. А сейчас только и есть, что машины и ботаники в них. И эти машины даже не могут никого убить. Что это за война такая?

      – Мне нельзя говорить об этом, – отвечает Эйлин.

      – Крейг! – говорит Сью. – Не сейчас.

      – Я просто спрашиваю. У меня в Инвернессе друзья, и из-за чумы там все превратилось в гигантский тетрис. Эйлин была на войне, и она знает, как там все устроено. Нам здесь тоже невесело. Я просто хочу знать.

      – Если она не хочет об этом говорить, значит, и не надо, – возражает Сью. – Она вернулась домой. Оставь ее в покое.

      Я смотрю на Крейга. Симбионт предупреждает меня, что это будет ошибкой, но я велю ему заткнуться.

      – Она в чем-то права, – говорю я, – это ужасная война. Хуже любой, что были прежде. И ты прав, агенты богочумы не убивают. Убивают боги. Рекурсивные самосовершенствующиеся ИИ не убивают, а вот киборги-убийцы – вполне.

      – И почему же ты не там? – хмурится Крейг. – Раз там все так плохо?

      Взгляд Малькольма мечется между сестрой и отчимом. «Сумятица». «Слезы».

      Я кладу вилку – еда вдруг становится безвкусной.

      – Я болел чумой, – медленно отвечаю я, – я не годен. Я был одним из ботаников.

      Эйлин встает, и глаза ее вспыхивают яростью.

      – Да как ты смеешь? – орет она на Крейга. – Ты не представляешь, о чем говоришь. Вообще. Из роликов в Сети ты ничего не поймешь. Рыба вам ничего не показывает. Хочешь услышать, как там плохо? Я расскажу.

      – Эйлин… – Я открываю рот, но она жестом заставляет меня замолчать.

      – Да, Инвернесс был похож на гигантский тетрис. В этом виноваты машины и ботаники. Мы их убили, да. А знаешь, что еще мы видели? Младенцев. Младенцев, больных богочумой. Дети жестоки. Они прекрасно знают, чего хотят: есть, спать, не чувствовать боли. И богочума дает им это. Я видела женщину,