Лисья тень. Джули Кагава

не до конца понимала, о чем говорит учитель, но в тот момент это было неважно. Опустив голову, я скользнула в дыру, проползла под полом и выскочила из-под веранды. Убедившись, что поблизости нет монахов и в особенности учителя Исао, я поспешила в сад, к старому клену, растущему у храмовой ограды. Лисьи лапы двигались проворно и ловко, кора дерева была неровной, и потому я легко вскарабкалась на клен, перескочила через ограду и скрылась в прохладной лесной тиши.

      Вечером я сидела на плоском камне у любимого пруда, опустив ноги в воду, и думала, что же делать дальше. Над зеркальной гладью проносились стрекозы, рядом лениво плавала усатая рыба и время от времени тыкалась мордой в мои пальцы, снова ставшие человеческими. Солнце нагрело камень, а легкий ветерок шелестел в бамбуковых зарослях, окружавших пруд. Это место помогало забыть обо всех бедах, и я часто приходила сюда, когда жизнь в храме становилась совсем уж невыносимой – или когда пряталась от Дэнги. Обычно вода, ветерок и рыбы в пруду мгновенно спасали меня от тревог. Но сегодня я не могла выбросить из головы услышанное в храме.

      Лишить меня магии? Вот просто взять и лишить? Сделать так, чтобы я не могла больше создавать иллюзии, менять форму, призывать лисий огонь? Нет, это уж слишком. Мои выходки были безобидными, за все время от них пострадала разве что гордость Дэнги. Ну и, может быть, парочка раздвижных дверей.

      Я взглянула на свое отражение в воде. На меня смотрела девушка с острыми ушками, желтыми глазами и пушистым хвостом, обвившим ее ноги. «В девчонке больше лисьего, чем человечьего, – в гневе выкрикнул Дэнга, выбегая из зала. – Природа ёкая в ней затмевает людскую».

      – Это ложь, – сообщила я кицунэ, глядящей на меня из воды. – Во мне по-прежнему куда больше человеческого. По крайней мере, я так думаю.

      – Разговариваешь сама с собой, лисенок?

      Я подняла глаза. Пруд медленно огибала невысокая пожилая женщина. Платье у нее было поношенное, на голове – широкополая соломенная шляпа, а на ногах – тонувшие в траве деревянные сандалии на высокой подошве. Узловатой рукой она придерживала на плече бамбуковую удочку, а в другой несла веревку, на которой висело несколько мелких рыбешек. Из-под шляпы смотрели ярко-желтые глаза.

      Я улыбнулась.

      – Добрый вечер, Тануки-баба[12], – вежливо поздоровалась я. – Что вы тут делаете?

      Старушка фыркнула и подняла связку рыбешек.

      – Цветы сажаю, ты что, не видишь?

      Я озадаченно нахмурилась.

      – Но… это же рыба. Зачем вам вообще сажать цветы, Тануки-баба? Вы же их не едите.

      – Вот именно. Некоторым из нас приходится хорошенечко потрудиться, чтобы добыть еду, в отличие от избалованных наивных полукровок, которых я уж не буду называть по имени. – Она взглянула на меня из-под шляпы, изогнув тонкую седую бровь. – А вот ты что тут делаешь, да еще так поздно, лисенок? Эти твои люди не шибко любят, когда ты слоняешься по лесу. – Она хихикнула, и во рту у нее сверкнули желтые зубы. – Что, Дэнга-сан

12

Уважительное обращение к пожилой женщине.