Философия красоты. Карина Демина

свежий, ветер ласково перебирает пряди волос, успокаивает. Как давно он не гулял, просто так, без всякой цели, без спешки, наслаждаясь каждой минутой. Все проблемы-заботы остались в машине, и можно представить… или ничего не представлять, просто идти по улице, как когда-то давно, в детстве, когда не хотелось возвращаться домой, а хотелось бродить по городу ночь напролет.

      Сладкое наваждение отпустило не сразу, оно медленно растворялось под грузом забот, а растворившись окончательно, оставило после себя томный привкус сентябрьских сумерек и ночных фонарей.

      Ну, и куда он забрел? Как теперь машину искать? В московских дворах запутаться – раз плюнуть, а уж неприятностей на свою голову найти – тут и раза не надо, только подумай, а они, неприятности, уже здесь. Ник-Ник шел быстрым шагом, кожей ощущая грядущую беду. Откуда? Он не знал, вроде бы все спокойно: двор, дома, деревья, детская горка, похожая на горб удивительного зверя, машины… машина. Затаилась. Фары не горят, но мотор работает, его урчание будоражит ночь и неприятным холодком вползает под рубашку. Зачем кому-то сидеть без света?

      Глупости, может, парочка целуется, или, судя по отсутствию света, дело зашло гораздо, гораздо дальше. Или кто-то кого-то ждет, или… Додумать Ник-Ник не успел: дверца со стороны водителя открылась и в следующий миг грянул выстрел.

      Больно? Больно! Как же больно. Будто… не с чем сравнить. Некогда сравнивать. Николас бросился в темноту, там, во дворах, его спасение. Тот, кто науськал боль, не отстанет, будет идти по следу, чтобы… убить. Убить?! Дико. Зачем кому-то убивать Николаса Аронова?

      Зачем? Зачем? Зачем? Мысль пульсом отдавалась в висках. Мысль уговаривала отдохнуть, убеждая, что убийца обознался, и стреляли вовсе не в Ник-Ника, и если остановится, то ничего страшного не произойдет. Аронов бежал – прощай ботинки, да здравствует здоровый образ жизни и тренажерный зал. Бежал, не разбирая дороги, лишь бы вперед, лишь бы подальше от смерти.

      Он тысячу раз рисовал смерть, а она оказалась… она оказалась такой неприглядной. Быть может, в другой ситуации – черные простыни, вино, похожее на кровь, белые розы и бледнолицая дева с печальными глазами – Ник-Ник и согласился бы умереть, но не сейчас и не здесь. Труп в подворотне, в грязи, среди собачьего дерьма, истоптанных чужими сапогами листьев, пустых пачек от «Аполлон-Союза» и использованных презервативов? Нет, только не это… Только не…

      Стена.

      Стена! Чертова стена перегородила путь. Слева дом – темная громада с желтыми, подслеповатыми глазенками окон, справа второй дом, впереди стена, а сзади убийца. Ник-Нику казалось, он слышит шаги.

      Только не здесь, только не в подворотне. Какому дьяволу душу продать, чтобы указал выход? Если б не было так больно и так страшно, Ник-Ник бы посмеялся.

      Спрятаться, нужно спрятаться. Где? Мусорный бак? О, он залез бы и в мусорный бак, к бродячим котам и тухлой картошке, но здесь даже баков и тех не было! Зато… Как это он сразу не заметил. Люк. Приоткрытый канализационный люк, словно окно в преисподнюю.

      Шаги