Счастливчики; 62. Модель для сборки. Хулио Кортасар

но неизбежная деталь), которые, вызывая в памяти картину, представляются двумя кругами, один – черный, а другой – светло-зеленый, и двумя черными полосами, образующими голосник гитары, если бы, конечно, можно было на картину, лежащую на ладонях, поместить две мачты и изобразить нос судна, «Малькольма», отплывающего из Буэнос-Айреса, – нечто мерцающее, подрагивающее и временами поскрипывающее на затянутой маслянистой пленкой поверхности реки-сковороды.

      И снова Персио будет думать и думать, только в отличие от обычного будет осмысливать не несообразность конкретных окружающих его предметов, желтых и белых огней, мачт и бакенов, но несообразность гораздо большую, раскинет в стороны руки-мысли и отринет все – до самого дна реки, – все удушающие привычные формы: каюта-переборка-трюм-поражение-завтра-плавание. Персио не считает, что происходящее рационально: он не хочет, чтобы оно было таким. Оно ему видится речной мозаикой, все, начиная лицом Клаудии и кончая ботинками Атилио Пресутти или стюардом, который рыщет (возможно) неподалеку от его каюты, мозаикой, которая может сложиться в общую картину. И снова у Персио возникает ощущение, что в этот исполненный тайны час, этой ночью, закладывается основание того, что пассажиры называют «завтра». Его единственное и страстное желание – иметь возможность великого выбора, чем руководствоваться: звездами, компасом, кибернетикой, случайностью, логическими принципами, смутными резонами, рисунком деревянного пола, состоянием желчного пузыря, требованиями секса или характера, предчувствиями, христианскими догматами, положениями Зенд-Авесты, сладким десертом, расписанием португальских железных дорог, сонетом, еженедельником «Семана финансьера», формой подбородка дона Гало Порриньо, папской буллой, каббалой, некромантией, романом «Здравствуй, грусть» или просто вести себя как положено пассажиру на пароходе и соблюдать жизнеутверждающие инструкции, содержащиеся в любой упаковке таблеток «Вальда».

      Персио в ужасе отступает перед возможностью рискнуть и в какой бы то ни было форме воздействовать на действительность, его вечная нерешительность сродни нерешительности хромофильного насекомого, которое ползет по многоцветной картине и понятия не имеет о способностях хамелеона. Насекомое, привлеченное синим, поползет вперед, в обход центральных элементов гитары, где господствуют грязно-желтые и оливково-зеленые тона, задержится на краю, словно плывя рядом с судном, и, добравшись до центрального отверстия по мостику штирборта, войдет в зону синего, пересеченную широкими зелеными полосами. Его нерешительность, его поиски переходного мостика в другую область синего сравнимы с колебаниями Персио, постоянно опасающегося нарушить тайные запреты. Персио завидует тем, кто проблему свободы решает эгоцентрически, потому что для него самого простое действие, заключающееся в том, чтобы открыть дверь каюты, включает его действие и дверь каюты, спаянные в той мере, в какой