.

классика и минет идет на ура. Но, бл*дь! При мысли именно об анале у меня начинает косить крышняк, болезненно сладко потягивать в паху и член подтекает мигом. Именно от таких фантазий я кончаю при ручной работе в душе чуть ли не на раз. Хотя, честно признаться, другие фантазии у меня редко бывают, только если нарочно, чтобы оттянуть момент оргазма рисую в башке сюжет классической порнушки. Поцелуи, оральные взаимные ласки, долгий обстоятельный трах в сочную горячую вагину. Но под конец все равно подвисаю, в момент, когда оно уже вот-вот, от затылка до колен все окаменело и яйца поджались, а в башке грохочет, но нет той самой последней капли, что прорвет плотину. Вот тогда оно и вылезает. Видение-ощущение проникновения туда, где адски туго, настолько, что для тебя самого это тоже почти боль, как и для партнерши, но боль дико сладкая. И в этом моя проблема. Потому что если даже ты парень, которому дают все жертвы твоей секс-охоты практически без осечек, то это совсем не значит, что дают так, как я хочу. Ибо двадцать один сантиметр по классике это чаще всего «ох, да-да-да, еще!», а только заикнись о черном входе – и «ты с ума сошел? Ни за что!» Неужели и правда от анала кайфуют только мужики, и у меня башка где-то от природы сломана, если я постоянно мечтаю о том, чтобы мою партнершу тоже так перло от этого? Или все дело тут в размере? Хотя вон Лекс тоже считает этот мой, мягко выражаясь, пунктик извращенской хренью. Ему вон передка вполне хватает, а минет – это уже щедрость от девушки сказочная, и ему выше крыши. Главное не куда, а как можно чаще. Хотя и говорили мы об этом всего пару раз и вдатыми.

      При первом же взгляде на задницу нашего объекта у меня такие картинки живописные в башке замелькали, что никакие отвлекающие факторы не могли предотвратить возникновение жесточайшего стояка. Ее ягодицы искусать захотелось так, что аж зубами заскрипел и яйца окаменели. Уткнуться лицом между упругими половинками, вылизать, заводя и вынуждая расслабиться и увлажнив хорошенько, скользнуть в тугое колечко сначала одним пальцем. Заболтать, заласкать если дернется, зажмется. Не торопиться, потому что проникать в жаркое и тугое, ощущая, как потихоньку подаются, расслабляются не привыкшие к такому вторжению мышцы, само по себе дикий кайф. Добавить еще палец, сцеловав с губ всхлипы возражения, жалобы, что немного жжется и страшно. Вбуравливать их все увереннее, не забывая ласкать клитор, чутко ловя тот самый нужный мне момент, когда из «стыдно-больно-боюсь» начнет рождаться «да-да-хочу».

      Лекс остановил мои фантазии как раз на этом моменте. И слава богу. Еще чуток – и я реально бы уже спалился. Ага, такой, мать его, супершпион, хромающий на обе ноги из-за выпирающей свинцовой трубы в штанах и с безумным голодным взглядом. Хотя взгляд все же от братана скрыть не удалось.

      – Лёха, какого, сука, хера? Мы на работе, а не на съем телок вышли. – Чё поделать – от него ничего не скроешь, знаем друг друга как облупленных.

      – За собой следи, – огрызнулся я. – Чё злой-то такой?

      – Да эта дура уже два раза к носатым подходила и «шепталась». Нет, какой бестолочью надо быть, чтобы впрямую спрашивать