Такие разные половинки. Алёна Медведева

рот, – сухой и безразличный приказ.

      Тело давно привыкло к алгоритму подчинения, и губы послушно разомкнулись. Две руки метха опустились на пояс брюк, он шумно выдохнул и медленно вдохнул. Я же внезапно словно увидела себя со стороны – покорную, слепо подчиняющуюся любым приказам и сносящую любое использование, сжавшуюся на полу женщину… вещь.

      Дни отдыха, позволившие буре усталости и боли улечься, научили меня наблюдению. Наблюдать за Киреном я страшилась, всегда в его присутствии испытывая дикое напряжение и страх. Всегда старалась укрыться и быть для него незаметной.

      Время в обществе женщин впервые дало мне возможность сознательно наблюдать… Меня не замечали, но не пугали. Я все видела, слышала и воспринимала по-своему. Анализировала…

      И сейчас снизошло четкое осознание – они тоже вещи. Так же смиренно покорные своим владельцам. Их так же используют на износ. Они не имеют значения, и обречены служить хозяевам, пока не… придут в негодность.

      Голова обессиленно упала на грудь, губы решительно сомкнулись.

      «Эта дорога может быть длинной. Муки – невыносимыми и неизбежными. Зачем мне смиряться с этим, если конец… предопределен?»

      Сейчас я четко осознавала настоящее, не путая его с прошлым. Четко осознавала и себя – практически всю сознательную жизни проведшую в застенках метского звездолета. В одиночестве. Осознавала и факт гибели родителей. Разум не подводил – я настроилась покончить со своим жалким существованием.

      Одна из рук метха стремительно обхватила мой подбородок, стиснув его, он дернул мои волосы, вынуждая поднять голову.

      – Рот, – всего одно слово. Презрительно и гневно!

      Мои родители не испугались мучительной смерти, они боролись до самого конца. Я позволила себе подумать о том, что давно скрыла где-то глубоко в памяти. Под слоем боли и страданий. Но сейчас мне необходимо было ожесточить себя! Это позволяло не бояться. Очнуться от сна смиренной покорности.

      «Я дочь своего народа! Дочь своих родителей!»

      – Нет, – с трудом шевельнув челюстью, я прохрипела единственное слово.

      И сама испугалась того, как оно прозвучало. Безоговорочно! Как приговор… Как черта, которую я преступила.