Моё чудовище. Эльвира Смелик

отступит, решит не связываться, ибо себе дороже. Но даже если ничего не угрожало – всё равно, на всякий случай, чтобы и желания не возникло.

      Вот попробовал бы кто столкнуть её в бассейн – да она бы того убила. А сейчас даже не обижалась особенно.

      Да ну чего там? Она действительно по-свински себя повела: как вор, обшарила шкафы в чужом доме, пытаясь найти бухлишко, послала домработницу Юлю, которая хотела отобрать у неё бутылку, ещё и пригрозила той, опять напилась в стельку, ничего не соображала и плохо помнила, что вообще творила.

      Возможно, опять несла какую-то чушь, разговаривала сама с собой, с небом и с мамой, спрашивала, почему всё так и зачем она здесь – на кой чёрт она вообще появилась в этом мире – и неужели и правда совсем-совсем никому не нужна.

      С Бэллой подобное случалось. Иногда она даже осознавала себя, но всё равно не могла остановиться. Как собака выла на луну. И потом становилось невыносимо стыдно за себя, такую – слабую, раздавленную, никчёмную. И тогда ещё сильнее хотелось, чтобы о ней знали, её замечали, боялись и не решались даже возбухнуть против.

      А Дымов, ну, словно видел что-то другое, не такое, как все. Не забил равнодушно, уверенный, что она сама выберется – а даже если и не выберется, то похрен – прыгнул за ней в бассейн, ещё и одетый, вытащил, и потом успокаивал, и даже извинился. И даже, когда Бэлла заявила, что не оденет платье, не стал орать, что она просто выделывается, дрянь неблагодарная, и «Бери, что дают!», спокойно предложил свою одежду.

      Вот, ещё и камерой разрешил пользоваться. А ведь она настолько дорогую вещь никогда и в руках не держала, и никто бы ей такую не доверил, тем более предположив, что Бэлла запросто может эту «игрушку» тайком продать. А Дымов просто взял и легко отдал, пусть и не время. Почему?

      Потому что подобные суммы для него – фигня? Но зачем же просирать их настолько бездумно, когда можно потратить на себя. Ну, или, например, на… любовницу. На это же не обидно.

      А главное, почему он предложил Бэлле остаться? Ничего не требуя взамен. Не рассчитывая ни на что, даже… ну-у, на такое. Действительно не рассчитывая. Она не сомневалась. По взгляду подобное всегда легко определить, даже не на уровне мыслей, а на уровне ощущений. Хорошо чувствуется.

      Хотя Дымов времена беззастенчиво пялился на неё, но просто или с въедливым вниманием, или с насмешкой, или с весёлым любопытством, которые могли и раздражать, и смущать, и надоедать, но никогда не настораживали, не тревожили и не пугали.

      А те взгляды были совсем другие: тяжёлыми, липкими, неприятными, почти материальными, как похотливые прикосновения горячими влажными от пота руками. От них будто следы оставались – на лице, на теле – и хотелось сбежать поскорее. Даже не потому что несли угрозу лично для Бэллы. Не только. Они слишком явно напоминали о том, почему для мамы всю жизнь она была хуже, чем кость в горле, и что само её существование слишком тесно связано с тем, почему мамы больше нет.

      Глава 8

      – Завтракать-то идёшь? – спросил Дымов. – У Юли уже давно всё готово.

      – Я попозже, – пробормотала