Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга первая. Марина Алиева

епископ, не подумав, неуверенно кивнул:

      – Ну-у, конечно…

      И осёкся.

      Что-то в поведении племянницы его без конца смущало, и неопределённость этого «что-то» заставляла чувствовать себя не так уверенно, как хотелось бы. «Бог знает, что она там задумала?» Епископ никогда не давал опрометчивых обещаний и сейчас не собирался, однако, словно под гипнозом, уже было сказано это «конечно», и на всякий случай монсеньор решил добавить:

      – Только в разумных пределах, моя дорогая, без чудес, иначе я не гарантирую…

      – О-о, я буду очень разумна, вот увидите! – перебила Виоланта. – Очень, очень!!!

      И любой, кто слышал её в эту минуту, нисколько не усомнился бы в искренности этих слов. Однако монсеньор Лангрский почему-то почувствовал себя ещё глупее, чем в начале разговора.

      Париж

(Конец августа 1399 года)

      Копьё расщепилось на втором ударе, и герцог в сердцах откинул его в сторону. «Чёртов оружейник! Вот вернусь, насажу его на это копьё – пусть осознает, каково мне биться его оружием!»

      Луи Анжуйский развернул лошадь, всё ещё нервную после удара, который едва не опрокинул их на землю, и потрусил к шатру переживать поражение.

      Самое обидное, что биться теперь придется на мечах, и с кем!!! С Гектором де Санлиз! С ним и в лучшие времена не очень-то сладишь, а уж теперь, когда даёт себя знать старая рана…

      Прошлой весной во время боев под Неаполем у герцога надломилась шпора, и, соскакивая с коня, он пробил ступню до самой кости. Рану тогда же и подлатали, но сейчас, с приближением осени, она что-то снова заныла. Утром шёл к лошади – хромал… Потом, правда, расходился, но вдруг, в самый разгар боя, неудачно наступит, подвернёт ногу, и всё – пиши пропало! Санлиз не из тех, кто отпустит. Обязательно шарахнет по шлему. Испортит дорогую вещь… Да ещё отлёживайся потом целый месяц, в самое удобное для похода время, вместо того чтобы возвращаться назад в Италию!

      Подбежавший оруженосец подставил колено, чтобы герцогу удобнее было спешиться, но монсеньор Анжуйский пребывал в сильном раздражении и потому спрыгнул сам. От боли, молнией, пробившей тело до самого затылка, он покачнулся, неловко махнул рукой в железной рукавице и задел лошадь, которая тут же взвилась на дыбы. Пришлось герцогу отступить и снова на больную ногу.

      «Лошадника тоже на копьё насажу», – зачем-то подумал он, хромая к венецианскому креслу, которое специально вынесли из шатра, чтобы его светлости удобнее было наблюдать за турниром.

      – У тебя плохой оружейник, монсеньор, – крикнул сидевший неподалеку Бертран де Динан. – Сколько ты отдал за это копьё?

      – Не помню, – огрызнулся герцог.

      Рухнув в кресло, он растопырил локти, чтобы оруженосец мог снять с него часть доспехов, и, кривясь от боли и раздражения, заворчал:

      – Каждый турнирный сезон обходится мне в тысячу золотых салю.

      – Ого! –