Второй шанс. Николай Иванович Липницкий

брезгливо глядя, как народ радостно разливает водку по кружкам. – Они, сегодня, и на половину не заработали.

      – В самый раз, – Зубило бросил опустевшие коробки в угол. – Погода мерзкая. Не хватало, ещё, чтобы они все завтра с простудой свалились.

      – Да, если и свалятся. Тебе, что, этих бомжей жалко, что ли?

      – Если сдохнут, ты будешь вместо них милостыню просить?

      – Да что с ними сделается? Их никакая холера не берёт. Вон, спирт бадяжный хлещут, и, хоть бы что. Ты бы от одной рюмки загнулся.

      – Нет. Пусть пьют. Завтра все должны на своих местах стоять и милостыню просить. Спирт, всё равно, Вован за копейки китайский берёт, а у нас, в последнее время народу больше убывает, чем прибывает. Четверо за эту неделю от старости померли, двоих на улице какие-то отморозки забили, а ещё трое, вообще, сбежали. Как в воду канули. А пополнение – всего двое. А прошлая неделя? Так, скоро, совсем без работников останемся.

      – Что, в городе бомжи кончились?

      – Ты, Гробик, здесь на хозяйстве сидишь, и не знаешь, что и как. Нам не каждый бомж подойдёт.

      – Фейс контроль?

      – Не смейся. Бомжи, как ни странно, народ свободолюбивый. Им милее грязный угол в подвале, чем мягкая кровать, но жизнь по определённым правилам. Они, даже, в ночлежках не задерживаются. Так, помоются, поедят, и, опять, на вольные хлеба. И у нас они только и будут думать, как сбежать. И нам придётся усилить охрану, постоянно контролировать их на точках, а, потом, высунув язык, бегать по городу, постоянно разыскивая сбежавших и возвращая обратно. И, пока мы будем искать одного, сбегут двое. Нам это надо? Поэтому, мы и берём калек всяких, которые на вольных хлебах не выживут и прекрасно это понимают.

      – Ладно. Пускай бухают. Где наши?

      – Вован выручку бригадиру повёз, а Амбал в комнате зависает. Ждёт.

      – Чего?

      – Вован на обратном пути обещал вискаря привезти.

      – А, что, водка кончилась?

      – Нет. Финляндии ещё бутылок пять.

      – И, нахрена, тогда, вискарь этот? Как вы, вообще, его пьёте? Самогон галимый!

      – Не знаю. Мне нравится.

      – Ладно, пошли, тоже, отдыхать. Тут, всё, вроде. Рыло!

      – Ну? – поднялся из-за дальнего стола бугай с сальной шевелюрой и родимым пятном на половину лица.

      – Чтобы порядок навели. И, если буровить будут, бухла не дам больше.

      – Сделаю. Пескарь, Хромой, дежурные по столовой.

      – А чё Пескарь, сразу? – возмутился плюгавенький мужичок с жидкой козлиной бородёнкой.

      – Потому что я так сказал!

      Если бы действие происходило в сороковых годах, в каком-то из немецких концлагерей, то Рыло вполне можно было бы назвать капо. Были, тогда, такие. С администрацией сотрудничали и за это находились на привилегированном положении. Но, мы не в сороковых, и не в концлагере, поэтому, Рыло у нас, просто, старший. Что, впрочем, его привилегированного положения не отменяет.

      – Слыхал? – Верёва выбил из помятой пачки «Полёт»