Верни звезду на небо. Лана Земницкая

здесь нравилось. И потому она прекрасно понимала свою мать, когда та закричала:

      – Ты совсем с ума сошёл?! Где мы будем жить?!

      – Я ещё ничего не решил, Аня, это всего лишь…

      – Не смей!.. И машину – не смей, твоя дочь сто лет не видела моря, мы обещали ей поехать в этом году!..

      Она открыла глаза. Злые и болезненные слова прозвучали снова – совсем рядом, будто ссора перемещалась на кухню, и шум – вслед за ней. Ещё немного, и эта ссора распахнёт дверь в её комнату, отнимет у неё уют, пространство, и заставит выбираться в этот мутный прохладный июньский вечер. Нет, Жене не нужно этого, ей так хочется остаться дома, ей хочется, чтобы это всё просто кончилось, ну почему всё не может просто взять и закончиться прямо сейчас?..

      Девочка огляделась. Звуки были очень близко. Кажется, будто шум и крик уже протянули когтистые лапы к ручке её двери.

      На глаза ей попалась полка шкафа. Там были заботливо рассажены любимые игрушки из беспечного детства, когда Женя ещё наслаждалась своим непониманием этого мира. Обычно это было как лучик света, но в этот раз их пустые, кукольные, бездумные взгляды неожиданно будто бы обожгли её. Задели.

      Девочка подошла ближе к шкафу, отступая подальше от двери. Почувствовала, как её собственные живые, человеческие глаза, щиплют горькие слёзы обиды – непонятно на кого. Все эти фигуры, все эти раскрашенные куски пластика, бусинки – их существование казалось таким простым и спокойным. Их никто не делил – а если и делили, то им было плевать. Их не волновало, кому они принадлежат. У них не было этих разрывающих всё тело эмоций, от которых можно было физически устать.

      Она протянула руку к одной из кукол. Самая старая и некрасивая, как Женя с детства считала – Лина. Дурацкий розовый сарафан, кривые ноги, кривые руки, глупые глаза, которые закрываются, если кукла лежит на спине. Мягкое тело – просто мешок, в который вшит давным-давно не работающий диктофон с какими-то фразами, которые ей даже не довелось услышать, настолько Лина была старой. Раздражающие спутанные светлые волосы, собранные в высокий пучок и навсегда застывшие в таком состоянии – в детстве девочка пыталась расчесать эту куклу, но мама запретила ей, боясь, что Лина останется совсем без волос.

      Она была, кажется, очередным бесполезным подарком от бабушки и дедушки. Или, может, от крёстных – тёти с дядей? В любом случае, Лина была свидетелем взросления не одной только Жени. И что? Ей было всё равно. Она покорно лежала в руках у своей очередной хозяйки, бездумно подчиняясь ей. У неё не было никаких забот. Почему у какой-то дурацкой куклы жизнь была лучше, чем у такой живой, настоящей, современной и вполне себе симпатичной Жени?

      – Хорошо тебе, – зло сказала девочка, слыша, как у неё дрожит голос. Это сделало резь в глазах вообще невыносимой. – Ты тупая. Вещь. Ты ничего не чувствуешь. Хотела бы я быть на твоём месте, – и она бросила куклу обратно на полку – небрежно, обиженно,