Жук. Таинственная история. Ричард Марш

мне была маска собственного изобретения, закрывающая уши, голову и все прочее, подобно водолазному шлему: я работал с газами, вызывающими мгновенную смерть при единственном вдохе. Всего за несколько дней до этого я, без маски, проделывал какой-то дурацкий опыт с парой веществ: серной кислотой и цианистым калием – как вдруг рука моя дрогнула, и не успел я опомниться, как их малые количества смешались. Судьба меня хранила, и я отшатнулся назад, а не упал вперед; в результате, где-то через полчаса, меня, лежащего на полу, обнаружил Эдвардс, и весь оставшийся день значительная часть городских медиков занималась приведением меня в чувство.

      Эдвардс заявил о своем присутствии, коснувшись моего плеча: когда я работаю в той маске, слышу довольно плохо.

      – Кое-кто желает видеть вас, сэр.

      – Так скажи этому кое-кому, что мне не до него.

      Будучи вышколенным слугой, Эдвардс церемонно направился передавать сообщение. Я было подумал, что на этом дело закончится, но ошибся.

      Я погрузился в регулировку клапана на баллоне, в котором смешивал оксиды, когда меня вновь потрогали за плечо. Я не стал поворачиваться, полагая, что вернулся Эдвардс.

      – Стоит мне слегка перекосить этот вентиль, приятель, и ты окажешься в краю, где веселятся черти да духи. Что пришел, куда тебя не звали? – Тут я оглянулся. – А вы еще кто такой?

      Ибо то был не Эдвардс, а тип совершенно иного пошиба.

      Я оказался лицом к лицу с человеком, которого самого можно было легко принять за недавно упомянутого черта. Костюм его навевал мысли об «алжирцах», наводнивших Францию и считающихся там самыми напористыми, наглыми и занятными лавочниками. Помню, как один из них упорно наведывался на репетиции в «Алькасар» в Туре, – но здесь! Незваный гость походил на тех алжирцев и в то же время отличался от них: не такой колоритный и гораздо более потрепанный, чем обычно бывают его французские прототипы. На нем был бурнус[7] – желтый и пропыленный, как у арабов в Судане, а не у разряженных в пух и прах арабов с бульваров. Но основное отличие заключалось в том, что он был чисто выбрит, в то время как парижские алжирцы почитают ухоженные усы и бороду главнейшим своим украшением – разве кто-то видел иных?

      Я думал, что он заговорит со мной на наречии, кое эти джентльмены величают французским языком, но нет.

      – Вы мистер Атертон?

      – А кто вы, мистер?.. Как сюда попали? Где мой слуга?

      Незнакомец поднял руку. Когда он сделал это, в комнату, будто по условному знаку, вошел Эдвардс, на лице которого читалось чрезвычайное недоумение. Я обратился к нему:

      – Это тот человек, что хотел видеть меня?

      – Да, сэр.

      – Разве я тебе не говорил, что я не желаю его видеть?

      – Говорили, сэр.

      – И почему ты не передал это ему?

      – Я передал, сэр.

      – Тогда как он сюда вошел?

      – Поверьте, сэр, – словно в полусне, Эдвардс приложил пальцы ко лбу, – представления не имею.

      – Как не имеешь?

7

Бурнус – плащ с капюшоном из плотной шерстяной материи, обычно белого цвета.