Обман развития. Никита Владимирович Чирков

должен им верить. Он даже не знает, верить ли словам о смерти мамы… А ведь он обязан что-то чувствовать из-за этой ужасной для нее участи, хотя на деле просто не верит в это. Словно умер не самый близкий человек, а просто кто-то незнакомый. Возможно, виною этому отсутствие в памяти ее образа – хоть какого-то, связывающего ту женщину с ним больше, чем простая роль. По сути, этот неопределенный комок в юной голове и занимал пока что все внимание по самой очевидной причине – это основа его самоопределения. Через маму он хотел найти свое место, понять, что с ним произошло и почему он такой, почему сейчас… Прямо как Роза заботится о Кларе, он представлял заботу его мамы о нем.

      Всю дорогу в полтора часа на своих двоих Данакт не замечал ранее привлекающее своим разнообразием окружение. Погрязший в сомнениях, он желал закончить этот путь поскорее, чтобы избавиться от терзающих мыслей о собственной участи и причине существования. Благодаря лаконичным указаниям маршрута, Данакт сам не заметил, как оказался у морга. Осмотревшись вокруг себя, подметив плотно выстроенные здания разной высоты, он ощутил свою незначительность, как никогда ранее. Пусть уличные фонари и одаривали светом эту тесную улицу – ему казалось, словно весь Мегаполис вот-вот заберет его в свои жестокие объятия. Приступ паники стал подкрадываться незаметно, хотя не стоит большого ума связать этот эффект со страхом перед грядущей встречей.

      – Данакт, успокойся, все хорошо, тебе ничто не угрожает. Я вижу тебя через камеры видеонаблюдения, а еще слежу за окружением.

      – Что… что мне делать? Мне страшно… я…

      – Дыши. Ты не один, я с тобой. Рядом нет людей, я специально вел тебя по пустым улицам, чтобы не привлекать внимания. Видишь слева квадратное строение? Это морг. Следуй моим указаниям, и ты окажешься внутри. Сейчас там никого нет. Дверь я смогу и отсюда взломать.

      Данакт сам не заметил, как оказался внутри, причем страх быть замеченным в морге и вовсе не подоспел к самому событию. Только он собрался открыть дверь, за которой должно лежать тело его мамы, как Бенджамин остановил его:

      – Постой. Я хочу просить, ты что-нибудь помнишь о ней?

      Вопрос оказался Данакту не менее неприятным, чем так и не произнесенный ответ. Данакт хотел ее увидеть ради возобновления той уникальной и такой недостающей связи с родителем. Возродить те нежные чувства, должные быть в его сердце, но отсутствующие с момента пробуждения так явственно, словно не хватает части тела. Это единственный способ, который знал ребенок благодаря природному инстинкту, для нахождения своего места, своей роли.

      Он с трудом выдвинул тело из морозильной камеры. Ему предстала женщина лет пятидесяти, длинные черные волосы, худая, невысокая. И важнейшим моментом в его жизни и взрослении стало очень легкое по эмоциям, но неприятное по сути понимание: ему не хочется знать ее имя. Все ожидание безжалостно столкнулось с суровой реальностью, отрезав без предупреждения связь с родителем на самом примитивном уровне. Вот оно, его прошлое, мертвое и обезличенное, больше тянущее на роль ненужного груза,