Марой и хранители. Юлия Эфф

тот не успел и слова сказать гостю. Шлафор с двумя большими пуговицами, неформальная одежда отдыхающих магов, и слегка растрёпанная причёска говорили о том, что женщина спала или же находилась дремотном состоянии, когда её побеспокоили. Дальнейшая сцена напоминала встречу матери, потерявшей надежду увидеть возвращение своего сына живым с длительной битвы, так машинально подумал Рене.

      Женщина, тяжело дыша, замерла наверху лестницы, прижимая руку к груди. Спустилась на несколько ступеней и вдруг заметно ослабла, опираясь на перила. Изображающая за её спиной полезную тень личная служанка Ойла недовольно придержала хозяйку за локоть, но Элоиза отмахнулась неловко – и неожиданно быстро сбежала вниз.

      – Пришёл! Наконец-то пришёл! – обхватила замершего оловянным солдатиком юношу и жадно воззрилась в лицо, зашептала. – Покажи её! Покажи метку!

      Рене перевёл взгляд на открывших рты Ойлу и Кассия, обнял женщину:

      – Я рад, что застал вас в добром здравии! – сказал громко и добавил шёпотом на ухо. – Сирра Элоиза, можем ли мы поговорить без свидетелей? Я покажу, но…

      Женщина тревожно обернулась и торопливо объявила:

      – Это сын моей хорошей знакомой… Анны… Анны…

      – Марой, – подсказал Рене. Интуиция фыркнула: при первом же расспросе сира Марсия его супруга стушуется и наговорит противоречивых фактов, запутается и только осложнит дело. – Из Нортона.

      – Да, конечно! – рассеянно подтвердила женщина, водя пальцами по левому плечу гостя. – Ойла, прикажи приготовить мальчику что-нибудь перекусить после дороги…

      – Идёмте в гостиную, – подсказал шёпотом Рене, и женщина опомнилась. Гостю пришлось её поддерживать на лестнице, от радости сирра Элоиза совсем размякла.

      «Тяжеловато с ней будет», – подумал Рене не без досады, вспоминая все предыдущие волнительные события с участием матери Армана, легко впадающей в тревожность и истерику.

      Поэтому, едва они оказались наедине, стянул кожух, закатал левый рукав котты и повернулся к сирре. Татуировка расползлась на плече, открывая метку Вестника. Слёзы облегчения моментально брызнули из глаз женщины, и она повисла на юноше, судорожно обхватывая его шею и голову пальцами:

      – Слава Владычице! Слава многоликой! – отстранилась, ибо извечная тревожность требовала доказательств: – Покажи ещё что-нибудь, что умеешь!

      Несколько мгновений – и светлые пряди падали на родное лицо сына. Элоиза ахнула, хватаясь за него ладонями и пытаясь найти ошибку, но даже ямочка на правой щеке от лёгкой улыбки – всё было на месте. Слёзы облегчения полились из серых больших, как у Армана, глаз. Впервые стоя так близко к ней и имея возможность рассмотреть в мелочах, Рене поразился: насколько много сын позаимствовал от матери.

      Глубоко посаженные глаза с выразительными подвижными бровями, детские припухлости на верхней части скул, рот и крупноватые верхние резцы, делавшие широкую улыбку особенной, длинные тонкие пальцы и худощавость – это Арман