Сложные гости. Андрей Захаров

за банкой солений. Девочку откопали спасатели. Ни одной царапины. Судьба…» Старик говорил негромко, но в зале воцарилась такая тишина, что его слова были слышны всем. Стало страшно. И даже мы, подростки, неожиданно для себя осознали, ЧТО такое война. Именно тогда я впервые поняла, что СМЕРТЬ СУЩЕСТВУЕТ, что она реальна и вовсе не так уж далека. У меня внутри всё похолодело. Захотелось скорее домой, к родителям. Внезапно слышу настойчивый голос: «Пропустите! Позвольте подойти! Пропустите!». То, что произошло дальше, было самым невероятным, самым незабываемым событием моей жизни. – Франсуаза замолчала. Все в напряжении ждали продолжения. Она набрала воздуха, чтобы справиться с нахлынувшими чувствами, выдохнула. – Смотрю и не могу поверить: какой-то мальчик, мой ровесник, настойчиво отодвигает всех от одного из огромных окон, распахивает его настежь и ловко взбирается на широченный подоконник. Все решили, что он хочет прыгнуть, заохали: как-никак, второй этаж, метров пять до земли. Я тоже испугалась за него. В этот момент все замечают, что в руках он держит скрипку. «Миляна», кричит он, и та поворачивается к нему, «это для тебя». Старик-организатор громко переводит на сербский. Миляна перестаёт плакать, широко раскрывает свои глазёны и вместе с остальными малышами как зачарованная смотрит вверх на распахнутое окно школы. И тут происходит… волшебство. Стоя на подоконнике, мальчик начинает играть. Сложнейшее произведение – «Caprice №24 Ля Минор Николо Паганини». Звуки скрипки буквально пронзают всех и каждого; они цепляют каждую мельчайшую клеточку, каждый твой нерв, скручивают их в один комок и начинают гонять по всему телу с головы до пят и обратно, не давая дышать; тело начинает дрожать, словно входит в транс; душа переносится в сказочный мир, безгрешный и просветлённый. – Франсуаза в очередной раз сделала паузу, закрыла глаза. Лица гостей выглядели одухотворёнными, у некоторых появились слёзы. Когда она подняла веки, её глаза буквально светились. – Я смотрела на этого мальчика, на его стремительные руки, на его склонённую голову, на его вибрирующее тело, и мне казалось, что он – воплощение всего самого прекрасного, что есть на Земле: красоты, любви, молодости, здоровья, счастья, таланта, вдохновения и даже… и даже бессмертия. – Она остановилась. Филипп посмотрел на отца: тот глядел на жену не моргая, не дыша. Она глядела на него. В этот миг их взгляды был средоточием всей нежности мира. Сыну показалось, что мать не может больше говорить, но было ясно, что рассказ не завершён. – Когда… он… закончил… играть, – заговорила она прерывающимся голосом, – то опустил скрипку и смычок, поднял голову и случайно посмотрел на меня. Я заметила волнение в его взгляде, будто он не был уверен в том, что его спонтанное выступление кому-то понравилось. В моём ответном взгляде, как мне кажется, обнажились все мои чувства: восхищение, сострадание, любовь… – Она посмотрела на мужа, тот молча кивнул – ему, судя по всему, не менее тяжело было