Отрок. Внук сотника. Евгений Красницкий

– не мое дело. А как я учиться буду, если до больных не допускают?

      – А ты Чифа посмотри, вон он под рогожкой лежит, – предложил Мишка.

      – Ага! Так и буду всю жизнь скотину пользовать? А люди что, не болеют? Мала еще! – Юлька явно передразнивала мать. – Как будто я не вижу, что она беременная!

      «Беременная? Кто, мать? Отца уже почти четыре года как убили. Ничего себе! С кем же это она? И эта свиристелка теперь всем растреплет!»

      – Потому и мала, – буркнул Мишка. – Была б большая – не трепалась бы. Чтоб людей лечить, надо язык за зубами держать уметь!

      – Ой, Минька! Я никому… Я нечаянно… – Юлька, наконец, поняла, что ляпнула лишнее. – Давай я Чифа посмотрю. Ой, бедный, как его! Минь, его в тепло надо, плечо зашить… Давай к тебе поедем, твою маму все равно на ночь здесь оставить придется. Минь, поехали, а?

      – Ладно, поехали, – согласился Мишка.

      – Сейчас, я только возьму кое-что.

      Бедной Рыжухе снова пришлось тащить сани по снежной целине – тропинка, шедшая от дома лекарки к тыну, была меньше полушага шириной, да и вела она не к воротам, а к узкому лазу – только-только человеку протиснуться.

      – Минь, это ты их всех пострелял? – Юлька с некоторой робостью разглядывала оскаленные пасти мертвых волков.

      – Нет, одного мать – топором, еще одного – Чиф. Вон того, у которого горло разорвано.

      «Разорвано» – это было еще мягко сказано, горло отсутствовало вообще, почти до самого позвоночника. Можно было подумать, что волк попался на зуб не псу, а крокодилу. Если, конечно, удастся представить себе крокодила, промышляющего волчатиной на зимней дороге в районе будущей границы между Украиной и Белоруссией.

      – Эту шкуру тебе отдам, – пообещал Мишка – за то, что Чифа тогда выходила, и еще одну, если сейчас вылечишь. Шубу себе сошьешь. Вернее, мать сошьет, она лучшая портниха в округе.

      – Да не нужны мне твои шкуры, я и так…

      – Это опасно… ну, с матерью?

      – Да не знаю я! То есть все хорошо будет, ты не бойся, летом тетка Евдоха, тоже беременная, с сеновала упала и плод скинула, так мать ее в три дня на ноги подняла. Только ребеночка уже не будет…

      – Вот и про Евдоху растрепала, – укорил Мишка, – про кого еще поведаешь?

      – Да не скажу я никому, Минька!

      – Не обещай, у тебя язык своей жизнью живет – отдельно от тебя!

      – Да что мне, землю есть, что ли?

      – Землю не надо, а если хочешь людей лечить, научись владеть собой.

      «Что вы несете, сэр Майкл? Тринадцатилетний пацан так не разговаривает. Еще про клятву Гиппократа расскажите, про врачебную тайну, про моральную ответственность…»

      Ситуацию надо было срочно исправлять, и Мишка, имитируя внезапную вспышку ярости, схватил Юльку за плечи, притянул к себе и, глядя прямо в глаза, прошипел:

      – Кому про мать растреплешь – убью!

      – Минька… – Переход был слишком неожиданным, и Юлька на какое-то время растерялась, но не тот был