Отрок. Внук сотника. Евгений Красницкий

вообще может быть какой-то порядок, поэтому Мишка вернулся во двор и принялся распрягать Рыжуху.

      Стукая деревяшкой, заменявшей ему нижнюю треть правой ноги, на крыльцо выбрался дед Корней.

      – Где напоролись-то, Михайла? – поинтересовался он, разглядывая Мишкину добычу.

      – Да уже почти подъезжали.

      – И сколько их?

      – Семь.

      – Всех ты пострелял?

      – Нет, одного мать – топором, еще одного – Чиф.

      Дед молча потоптался на крыльце с таким видом, словно хотел что-то спросить, но никак не мог сформулировать вопрос должным образом. Для бывшего сотника латной конницы такое поведение было очень уж нехарактерным, и Мишка невольно напрягся, ожидая, когда дед наконец заговорит.

      – Кхе… – Дед, кажется, все же подобрал нужную формулировку. – Что лекарка сказала?

      – Что зашиблась, но ничего не сломано.

      – Больше ничего не говорила?

      – Нет, а что еще-то? – О беременности матери Мишка не собирался и заикаться. – Вон Юльку отпустила, значит, помощница не нужна. Наверно, не так уж и страшно.

      – Юльку, говоришь, отпустила? – не отставал дед. – Сама или Юлька отпросилась пса лечить?

      – Не знаю, деда, без меня разговор был.

      – А мать на что жаловалась? Где болело?

      – Ни на что не жаловалась, наоборот, говорила, что полегчало, а потом сознание потеряла.

      – Кхе… Ни на что не жаловалась… А Юльку выставила…

      «Неужели знает? И как свекр должен относиться к беременности невестки, уже больше трех лет как вдовой? Нравы ЗДЕСЬ достаточно свободные. Досвадебная беременность не грех, а как бы и достоинство – свидетельство физического здоровья и плодовитости. Церковь, само собой, порицает, но здесь, если надо, на Церковь кладут с прибором – не Испания, чай. Да и там инквизиция появится только лет через триста, наверно…

      Блин, куда меня понесло? Испания, инквизиция… Если дед знает или догадывается, то… что? Не знаю, даже представить себе не могу его реакции. Но в селе не знают, это точно. Иначе давно бы судачили. Значит, не с кем-то местным. На ярмарку в этом году не ездили из-за эпидемии, купцы осенью, по той же причине, не приезжали. Нет, похоже, все-таки кто-то свой, но конспирацию соблюли.

      Юлька, будем надеяться, не протреплется, Настена, разумеется, будет молчать, дед, если знает, – тоже. С этой стороны опасаться вроде бы нечего, только бы Настена мать откачала. А Юлька – Чифа».

      – О чем задумался, Михайла-стрелок? – снова подал голос дед.

      – Да я, деда, Юльке две шкуры пообещал. За лечение. И сказал, что мать ей шубу сошьет. Видал, в чем она ходит?

      – Верно сказал, и сделал сегодня все верно. Хвалю!

      «Опаньки! На полном серьезе хвалит! Подобная дедова похвала дорогого стоит. Тем более в таком деле, как стрелковый бой и спасение раненых. Как-никак дед – сотник латной конницы. Если бы не в ополчении, а в княжеской дружине – должность боярская».

* * *

      Да, дед был, еще совсем недавно, сотником кованой рати – главной ударной силы княжеского войска.