Спецвыпуск «СовременникЪ». Антология, посвященная классику русской литературы Н. В. Гоголю. Антология

словами) «прибор», условно называемый «преобразователь ненависти». Что это такое? Не понял я, материальная ли у него основа или это нечто, что нельзя потрогать.

      Но излучает «оно» страшно губительные лучи, которые в конечном счёте подвигают людей, говоря по-простому, к злу. Ну, это что-то наподобие Алатырь-камня, только наоборот. Если этот камень, по преданию, даёт силы, умножает добрые деяния, то эта установка наоборот – усиливает всякое движение к гибели, к вражде, к ненависти. Этого и надо добиться от людей в масштабном плане инаким сущностям, чтобы случился выброс энергии. Ничего личного, только энергия для их деятельности.

      Остановить процесс из нашего этого времени, из которого я пишу тебе письмо, уже невозможно, и мои друзья отправляются – туда на тридцать лет назад.

      Мне запомнился твой последний день. Наш с тобой разговор. После суда ты ходил в приподнятом настроении. И даже изменил своим привычкам. Стал надевать на работу костюм с галстуком. А ведь раньше ходил, как большинство бывших спортсменов, в тренировочном костюме. Я решил поиронизировать над тобой. Был уже вечер, мы заканчивали подсчёты выручки и собирались домой.

      Ты ходил по офису какой-то возбуждённый, говорил, что теперь начнётся у нас процветание. Я пошутил:

      – Да, ты уже вон начал цвести: на каждый день костюм и галстук.

      Ты остановился рядом с моим столом, как-то посмотрел на меня пристально, сказал:

      – Я меняюсь, хватит казаться шаромыжниками. И ты меняйся.

      Ты сказал это внешне уверенно, но было что-то в твоих глазах, в голосе, что меня заставило вздрогнуть. Будто бы ветер небытия пронёсся по комнате. Я это состояние запомнил, словно что-то мне подсказывало, кто-то предупреждал о чём-то. Но я отогнал от души тревогу… Как я часто и подолгу вспоминаю тот твой последний взгляд.

      Ты сказал тогда, что всё, работать сегодня хватит и ты уезжаешь домой. И чтоб я сам закрывал офис.

      Больше в живых я тебя не видел. Хотя мне хоронить тебя не пришлось… Умершим я тебя не видел. И это только дополнительная надежда на хороший исход. Что, может быть, ты жив…

      Я вспоминаю твои стихи…

      С вершины тщеславья, из дерзости выси

      Смотрящий на радужный мир,

      Я думал, что от людей не зависим:

      Свободен и волен, как мысль.

      Порос по обочинам щавель,

      И в поле души урожай лебеды…

      Я к людям опять возвращаюсь

      Дорогой своей беды…

      Может быть, для какого-нибудь дотошного критика они и покажутся не точными, напыщенными, но для меня, знающего твою судьбу, они просто пророческие, как строфы (центурии) Нострадамуса.

* * *

      Я хожу в приподнятом настроении с тех пор, как узнал, что могу с тобой связаться. Пусть даже в одностороннем порядке…

      Наверное, друг мой, ты думаешь, что только фантасты в своих опусах легко преодолевают временные пространства, а люди на практике этого сделать не могут. Не знаю… С точки зрения физики, это возможно,