Рог Мессии. Книга третья. Долина костей. Ханох Дашевский

пробиравшегося по заснеженной колее. И опять в кабине не было места, но на этот раз там сидел не хмырь-интендант, а молодая женщина-военврач. В своё время она работала в Рижской еврейской больнице и хорошо знала доктора Гольдштейна. Только сын доктора понятия об этом не имел и лишь мельком взглянул на случайную спутницу. В кузове у Михаэля был другой попутчик, донимавший его не меньше, чем холод.

      Выйдя от командира дивизии, Михаэль вновь почувствовал себя плохо. Потемнело в глазах, сдавило виски, и он остановился, пытаясь справиться с припадком. Остановился посреди коридора и вначале даже не почувствовал, что его трясёт и ругает наткнувшийся на него офицер. У Михаэля не было особых семитских признаков, но этот старший лейтенант каким-то чутьём угадал его происхождение.

      – Ты что, слепой, Рабинович? Не выспался? Глаза протри! Встал посередине, как столб!

      С трудом понимая, что происходит, Михаэль попытался освободиться от вцепившихся в него рук. Это удавалось плохо, но мучитель сам разжал объятия.

      – Едрёна вошь! Набрали тут кого ни попадя! Что это с ним? – обратился он к кому-то рядом.

      Сумрак, застилавший глаза, начал рассеиваться, и Михаэль увидел стоящего напротив лейтенанта.

      – Вот твои документы, – сказал лейтенант, не отвечая старлею. – Скоро подойдёт машина. И в самом деле – что это с тобой?

      – Голова закружилась. Последствия контузии.

      – А контузило где? – участливо поинтересовался старший лейтенант. Он был навеселе, о чём свидетельствовал, помимо поведения, не слишком резкий, но ощутимый запах перегара. – В тыловом обозе?

      Михаэль сдерживался из последних сил. Он не понимал, почему подвыпившего офицера не стараются задержать. Лейтенант попытался разрядить обстановку:

      – Поздравляю с наградой.

      – С наградой? – уткнулся в грудь Михаэля старлей, демонстрируя удивление и разглядывая видневшуюся из-под расстёгнутого полушубка медаль. – А за что наградили? За то, что в штабе штаны просиживал?

      – За героизм в боях под Москвой, – ответил за Михаэля штабист. – Напрасно вы так, товарищ старший лейтенант. Или хотите сказать, что у нас в дивизии награждают зря?

      – Ничего я не хочу сказать, – угрюмо буркнул старший лейтенант. – Когда, говоришь, машина будет? Нас тут двоих в штаб армии командировали: меня и евреечку чернявую из медсанбата.

      И снова перевёл взгляд на Михаэля:

      – А с тобой мы ещё увидимся.

      Так и получилось. В машине, не спуская с Михаэля цепкого взгляда, старший лейтенант как ни в чём не бывало продолжил начатую тему:

      – Значит, герой, говоришь? И как это у тебя вышло? Может, тактика у вас особая имеется? А то не припомню я что-то, чтобы из-за вас в окопах тесно было.

      Михаэль ответил не сразу. Он мог бы рассказать про лейтенанта Меерсона, погибшего на Наре, про то, что в его роте ни один еврей не уклонился от боя, и еврейская кровь растекалась по снегу так же, как и кровь других красноармейцев. Можно было рассказать про бои под Таллином,