Танкист. Юнкер. Константин Калбазов

ты куда? – удивилась Татьяна, когда он отвернул в сторону от кочегарки, где оставлял свой велосипед.

      – Хотел в мастерскую к Василию Тимофеевичу попроситься. Кое-что нужно смастерить.

      – Понятно. Ну, тогда до завтра.

      – Слушай, давай я тебя отвезу, а потом вернусь.

      – Ерунду не городи. Доеду на автобусе. Пока.

      – Пока.

      Мастерская встретила его смешанным запахом древесной стружки, машинного масла и металла. Здание было разделено на три класса. Первый – столярка с учебными столами, пилорамой и сверлильным станком. Второй – токарный и третий – слесарный.

      Всем этим хозяйством заведовал старый мастер Василий Тимофеевич, который как раз сидел в своей конторке и читал газету. Совсем скоро должны были начаться занятия у кружка «Умелые руки», в котором гимназисты занимались по интересам и под бдительным оком трудовика.

      – Здравствуйте, Василий Тимофеевич.

      – Здрав будь, Витя. А кто это тебя так отделал? – отрываясь от чтения, полюбопытствовал он.

      – Да так, баловались на пустыре и увлеклись малость.

      – Баловались? На пустыре? – с явным сомнением произнес трудовик.

      – Ну да, – на голубом глазу подтвердил Нестеров.

      – Ладно. Видал. Сдулись-таки, – переводя разговор на другую тему, тряхнул он газетой. – Партия эсеров объявила о своем роспуске. И этих дожал Песчанин.

      – Да у нас вроде бы свобода слова и политических взглядов.

      – Молод ты еще, Витя. Сколько на нашем ковчеге, осколке былой империи, было разных партий? А теперь? Четыре. Вот и все, что осталось. Причем все они возникли уже после Февральской революции. И подавляющее большинство в Думе – за Демократической партией России, а остальные чуть не с руки президента едят. Свобода слова, конечно, есть, да только собака лает, а караван идет. Нужно же пар недовольства как-то спускать. Вот их никто и не трогает. И даже оппозиционные газеты позволяют выпускать, где можно, ругать власть. Хотя оно где-то и хорошо. А то очковтиратели нарисуют благостную картину, а потом будем удивляться новой революции и гражданской войне. Н-да. Неинтересно оно тебе. Ладно. Чего пришел-то?

      – Василий Тимофеевич, я хотел в мастерской кое-что сладить. Можно?

      – Поди не табуретку сколотить? – хмыкнул трудовик.

      – Табуретку и дома можно, – подтвердил Виктор.

      – А материалы твои или как?

      – Я потом восполню все, что потрачу.

      – И много решил потратить?

      – Не. Самую малость. Пару-тройку обрезков досок да гвоздей немного.

      – Понятно. Тогда ничего не нужно. Твой батя нас, слава богу, не обижает. И машиной поможет, и пару недель назад леса подбросил. Чего делать-то собираешься?

      – Механическую терку.

      – Хм. Не слыхал. Ну давай, ваяй. Поглядим, что у тебя получится. Если что, спрашивай, помогу советом.

      – Да к вам сейчас толпа набежит.

      – А ты не стесняйся. Меня на всех хватит.

      Обращаться за советом все же пришлось. И у Василия Тимофеевича действительно находилось