Бедный Павел. Часть первая. Владимир Владимирович Голубев

дама лет пятидесяти, три девицы лет двадцати и двое мужчин среднего возраста, плюс один молодой.

      Это они, за дверями дежурили, что ли?

      Одна девица вела себя слишком нервно, уставилась на меня, не отрывая взора и даже, похоже не моргая. Она, видно, еле сдерживала всхлипы, к ней я сразу почувствовал явную приязнь, и тёплое ощущение зашевелилось в моей груди. Похоже, это моя мать – медленно проплыло в голове. Остальные посетители смотрели скорее не на меня, а на представительную даму, вошедшую первой.

      – Очнулся? – эта женщина заговорила, голос у неё был властный и сильный. Она явно была главной в этом обществе.

      В ответ я решил сла́бо пискнуть, ибо не понимал, кто это ко мне явился и как следует себя вести.

      – Алексей Григорьевич, что думаешь? – дама говорила так, будто отдавала приказание.

      Мужчина постарше дёрнул уголком рта и ответил:

      – Елизавета Петровна, думаю ему явно лучше. Кондоиди говорит, что опасности уже нет, струпы отпали.

      И теперь ко мне:

      – Павел Петрович, как Вы себя чувствуете?

      – Голова болит. – мой голос звучал тоненько, жалобно и крайне неуверенно, что было следствием не только моего желания не допустить ошибки в общении, но и всё-таки явно крайне небольшого возраста тела, в котором я прибывал.

      – Ха, передай своему медикусу – его счастье, что последнего потомка Петра великого не загубил – пусть в церковь сходит и благодарственный молебен закажет. Екатерина Алексеевна! – дама взглядом дала разрешение молодой женщине, которую я предварительно определил как мать.

      Та бросилась ко мне, уже не удерживая всхлипов, прижалась целуя. Я в ответ сла́бо обнял её: «Мама!» – тихо шептал это слово, повторяя и повторяя его снова. Тепло пришло ко мне, стало радостно и уютно, даже голова начала болеть явно меньше.

      Наше единение прервал строгий голос старшей дамы:

      – А где муж ваш, Екатерина Алексеевна? Где племянник мой? Где он? – при каждом вопросе голос становился всё жёстче и жёстче.

      – Ваше Величество! – оп-па, так она королева или царица? – Пётр Фёдорович занят военными учениями и… – Закончить свои объяснения ей не удалось, так как её прервал мужчина помоложе:

      – В солдатики играет! – с такой усмешкой он это сказал, что стало очевидно его отношение к моему, видимо, отцу.

      – В солдатики?! – голос её Величества пахнул таким гневом, что даже по моему телу побежали мурашки, – В солдатики, когда его единственный сын при смерти?

      Две пока молчавшие девицы тут же затрещали, осуждая его поведение, называя его бездельником и трутнем.

      – Ко мне его – прошипела дама и резко вышла из комнаты, с ней вышли все, кроме мамы и Алексея Григорьевича, который подошёл ко мне, потрепал меня по волосам и ласково спросил:

      – Хочешь чего?

      Я в ответ помотал головой, боль в которой резко усилилась и, сла́бо улыбнувшись, сказал

      – Спасибо!

      Тот снова ласково усмехнулся:

      – Ну, выздоравливай,