Неприличный диагноз. Александр Пономарёв

дому отведу.

      Бабы разом прекратив голосить, зашипели:

      – Вот ведь ирод, ну ничего ему не делается.

      – Дык пьяному море по колено.

      А мужики, поняв, что продолжения у шоу не будет, стали потихоньку расходиться.

      Придя домой, дядя Миша брезгливо понюхал стакан с сивухой, который поднесла ему на радостях баба Маша, но, вместо того чтобы освежиться, только поморщился и выплеснул его в ведро.

      – Ишь ты, гадость какая.

      На следующий день он ни свет ни заря поднялся, выдул залпом крынку молока и безо всякого увещевания (баба Маша блаженно улыбалась, досматривая третий сон) пошел копать картоху. А уже в полдень вся деревня, с удивлением разинув рты, смотрела, как словно игрушечная летает в его руках лопата, как летят со свистом в разные стороны комья стерни и прямо на глазах растет у тына груда картофеля. За время своего картофельного марш-броска дядя Миша остановился лишь три раза, чтобы приникнуть губами к бидону с козьим молоком, который ему всякий раз заботливо подавала баба Маша. Через три дня все было кончено, добро было выкопано, рассыпано по мешкам и спущено в погреб.

      А еще через неделю дядя Миша поехал на своей «Верховине» за опятами.

      Все коты одинаковые

      – Вы кота не видели моего? – спросил я у соседки. – Белый кошак, дородный. Третий день где-то пропадает. Хотя с него станется. На неделю уходил бывало. Белый такой, с рыжим галстуком…

      Руки мои похлопали по карману, где должна была лежать зажигалка.

      – С галстуком? Не, не видела. А ты моего зверя не встречал часом?

      – А каков он из себя?

      – Да кот как кот. Обыкновенный. Серый такой, мокрый асфальт.

      – Нет, не встречал.

      – Беда-то какая. Беда!

      – И куда делся потаскун этот? – прикуривая сигарету, посетовал я в унисон с причитаниями соседки. – Ну не шельмец разве? Патрулируй улицу теперь, разыскивай его, места себе не находи. А он? А он только, понимаешь, дрыхнет и дрыхнет, когда не у миски, конечно. У мисок то есть. Не напасешься на эту прорву. Ночами шатается не пойми где – аппетит нагуливает, а днем оттягивается. Нет, все это понятно, конечно. Кот – животное ночное, промысловое. Натура у него соответствующая. Мышей ловить должна. Только пользы от моего хищника в этом смысле ноль. Что есть кот, что нет его…

      – Точно, – кивнула соседка, – проку от них никакого. У меня такой же бездельник, правда, наоборот.

      – Это как так наоборот, любопытно?

      – Ночью дрыхнет, а днем шляется. Затемно уже является на крыльцо – «здрасьте кого не видели», трескает в три горла и на печку. А мыши как бегали по антресолям, словно по Питерской, так и носятся.

      – Мой, кстати, тоже с печки не слезает.

      – Ааа, – обреченно махнула она рукой. – Все коты одинаковые.

      – Ну слааава тебе Боже, нашееелся! Вон он мерзавец, – с облегчением указал я соседке на белого откормленного кота, несшегося к нам со стороны магазина. – Поди сюда, поди, дуралей. Мууурзик!

      – Да какой же он тебе Мурзик? – расплылась в блаженной улыбке та. – Васька это мой негодный. Вернууулся.

      – Погодите,