ЛИМБ. Дмитрий Соколов

Слегка кивнув, он улыбнулся незаметной улыбкой, которая была понятна только мне.

      – Да, вы тоже садитесь, – бросил будто бы между прочим. Одногруппники, не успевшие занять места, покорно подчинились – как в зале суда. Через несколько мгновений и я, наконец, заставила негнущиеся ноги согнуться и опустилась за парту у двери – словно собиралась, едва вчерашний убийца отвернётся, бежать.

      – Итак, – когда все расселись, музыкант невозмутимо откинулся на спинку своего кресла, крутя в руках красную ручку, – я тот самый препод по истории искусств. По новому, бесполезному предмету, который вам всем придётся волею судьбы в совершенстве освоить. Меня зовут Лев Станиславович Чернов.

      Молчание наконец нарушилось, по аудитории поплыл шумок.

      – Если у вас уже появились вопросы, задавайте вслух.

      – А правда, что вы профессор? – пискнул вдруг кто-то.

      – С чего вы взяли? – он обвёл взглядом зал и в два счёта определил говорившего. Музыкальный слух, наверное.

      – Так в нашем расписании написано, – с опаской пояснила девчонка из группы «М». – Под вашей фамилией.

      – Иван Иванович мне льстит, – холодно хмыкнул препод. – Ещё вопросы?

      Все снова замолкли. В полной тишине шелестнули страницы журнала:

      – Что ж, тогда давайте знакомиться с вами. Какой у нас тут состав?.. – его указательный палец с тяжёлым перстнем-пентаграммой проскользил по списку студентов. – Ого, целых пять фениксов на потоке. Примите мои соболезнования. Кто-то из пернатых знает, сколько у него спиралей ДНК? Анисимов?

      – Шесть.

      – Богданова?

      – Четыре.

      – Егоров?

      – Семь.

      – Карпова?

      – Три.

      – А у меня девять! – с гордостью выкрикнул Яшка, вскочив.

      – Сыроежкин, сядь, тебя не спрашивали. Так, Антипова, ну а ты?

      – Я… – поднявшись, я осеклась. Голос звучал тихо – вот-вот совсем сойдёт на нет.

      О чём они вообще?! Какие ещё спирали? И почему так много? Разве у человека их не должно быть две?..

      – Я не знаю, – выдавила я.

      – У тебя… – на пару секунд он замер. Остекленевшие, неподвижные угольные глаза прожгли меня насквозь. Внутри тут же стало так холодно и некомфортно – будто я вернулась домой, куда в моё отсутствие залезли воры, распотрошили и перевернули вверх дном всё, что было так бережно и старательно расставлено по полочкам и шкафчикам, а потом удрали через окно, оставив его открытым. Я аж поёжилась.

      Закончив копаться во мне, Чёрнов вздёрнул бровь и со вздохом заключил:

      – У тебя все двенадцать.

      В аудитории присвистнули.

      – Вдвойне вам соболезную. Чародеева, особенно тебе. Неудачно ты осталась на второй год. Прежний состав был на порядок спокойнее.

      – Да ладно, Лев Станиславович, вы преувеличиваете, – похоже, рыжая уже окончательно расслабилась, поняв, что выволочки за несостоявшийся прогул не будет. Выдув из жвачки большой розовый пузырь, она скопировала его вальяжную