Бытие и сознание. Николай Виноградов

интересовать. Я, конечно, не физиономист, но полностью согласен с определением Цицерона, что лицо является зеркалом души.

      Личико несколько худоватое, кожа чистая и нежная, маленький, курносый носик с тонкими, чуть ли не прозрачными и чётко обозначенными ноздрями. Маленький рот с довольно пухленькими, никогда полностью не смыкающимися губами, за которыми белели ровные зубки. Верхняя губка была очаровательно вздёрнута. Но самое главное место на лице занимали глаза – огромные, как у куклы Барби, и чисто зелёные. Ресницы длинные-предлинные, чуть ли не до самой переносицы, и густые, как волосяной фильтр в моих сигаретах. Сколько уличной пыли, наверное, собирают за день эти «опахала». Бровей почти нет. Так, тоненькая, едва заметная ниточка. Волосы не сказать, что некрасивые, просто она, видимо, совершенно не следит за ними. Да и причёска какая-то непонятная. Вернее, прически вообще нет как таковой. Цвет волос жёлто-белый. Сразу видно, что искусственно крашенные перекисью водорода. По мере отрастания, у самых корешков волосы показали свой натуральный тёмный цвет. Но все эти недостатки, на фоне таких глаз, превращались даже в достоинства.

      – Что, отец, на свеженькое потянуло? Могу предложить свою сестрёнку, – подошёл ко мне парень лет тридцати с нахальной улыбкой во всё лицо. – И квартирка найдётся. Не ахти какая, конечно – унитаз не работает, краны заржавели, но диван нормальный. А хочешь, к себе веди, если есть куда. Не дорого, полторы штуки деревянных за час.

      – А? Чего? – опешил я от такого неожиданного предложения. Никогда ещё в жизни у меня даже мысли не возникало покупать женщину, тем более, которая в дочери годится. Накинув маску бывалого в таких грешных делах, заикаясь, ответил:

      – Н-нет, спасибо! Слишком молода для меня, да и не по карману. Но хороша! Только вот брутто на ней, мне кажется, далеко не соответствует нетто. Хоть и не видел, но представляю. Плащик весь мятый и в пятнах. Такому «бриллиантику» и оправу бы получше. Что-то плохо ты следишь за своей «сестрицей», сынуля. Она что, действительно тебе сестра? – тоже скривил я губы в улыбке, изучая лицо наглеца. Где-то я уже видел эту морду с «волчьей пастью», но не мог вспомнить.

      – Давай, дуй отсюда, папаша! Любопытный слишком, – толкнул меня в грудь молодой подонок, одарив гневным взглядом.

      Здесь неподалёку есть рынок. Пока шёл, всё думал об этом казусе: «Неужели дожился до такого состояния, что стал похож на возможного покупателя эдакой «свежести?». Стало даже интересно, на каком таком основании этот «сынок» – сосунок вдруг увидел во мне старого страдальца по женскому телу? Тут вдруг вспомнил, как лет пятнадцать назад, зимой, спускаясь по лестнице с мусорным ведром, на втором этаже поймал двух подростков, поджигающих газеты в почтовых ящиках. Схватил их за шкирку, грозил отвести к родителям, но пожалел. У одного из них была «заячья губа» – разрыв в средней части нёба. Мальчишка так горько заплакал, что я просто отпустил обоих, выведя на улицу. Меня