Ибо однажды придёт к тебе шуршик… Фэнтези времён плаща и шпаги. Игорь Маслобойников

забегали в попытках оправдаться, и только тогда ослабил хватку.

      Никитич оторвал щеку от столешницы и, брызгая слюной, забубнил скороговоркой:

      – Успокойся, парень. Клянусь, это не то, что ты думаешь. Карта – только память о дружке. Недавно он погиб. Вот и таскаю её с собой. Прихоть, не более!

      Халвус кивнул с пониманием, однако карту смял и резко бросил её в лицо игроку, что в негодовании покрылся багровыми пятнами. Швырнув же краплёнку, конокрад поднялся и обратился к столпившимся у стола:

      – Что ж, я растроган повестью такою. И всё-таки, мой друг, игра за мною…

      Он хотел было забрать кошель обманщика, но катала порывисто накрыл руку везунчика пятернёй и заявил тоном довольно нагловатым для сложившейся ситуации:

      – Может, переиграем?

      Халвус улыбнулся:

      – Охотно! Даже заключим пари. Ну, а покуда руку убери…

      Стихоплётство обаятельного наглеца заметно раздражало толстячка, ибо было не понятно, к чему оно и чем может аукнуться в перспективе. Но что особенно выводило из себя проигравшего, так это спокойствие чужеземца, явно уступающего по комплекции, но при этом такого невозмутимого и дерзкого! От переизбытка унижения у Никитича характерно задрожали мышцы переносицы.

      – Не понимаю этот издевательский тон… – возмущённо прохрипел он. – Ведь мы могли бы договориться.

      На что Халвус лишь тяжело вздохнул. С подобным положением дел он сталкивался не вперво́й, потому, сойдя на прозаический стиль, произнёс чеканно, дабы вбить и без того очевидную истину в мозг неудачника:

      – Никто не запрещает играть краплёными картами… – он широко развёл пальцы рук, лежащие на краю стола, в стороны, словно рысь, готовящаяся к прыжку. – Не умеешь без мухлежа – мухлюй, но мухлюй так, чтоб комар носа не подточил. А коли прокололся, проигрывай хотя бы с достоинством.

      Но катала не прислушался к житейской мудрости, либо счёл её недостаточно убедительной, ибо в следующее мгновение стол был опрокинут вместе с картами, деньгами, так и не тронутым ужином, и в дело пошли кулаки. К шулеру присоединились разгорячённые игрой сотоварищи, послышался хруст костей и глухие удары по набитым хмелем тушкам. Конокрад без особого труда уложил бузотёров и звучно обнажил шпагу. Завсегдатаи таверны «Чёрная каракатица» шарахнулись в стороны, образовав пустое пространство, в котором стоял исключительно уверенный в себе мо́лодец с вострым оружием наперевес. Никитичу, ощупывающему собственную челюсть на прочность, ничего не оставалось, как последовать заразительному примеру.

      – Решительный жест! – улыбнулся Халвус и, окинув цепким взглядом присутствующих, поинтересовался, не теряя холоднокровия: – Что ж, со словами или без?

      – В каком смысле? – не опуская выставленный перед собою клинок, переспросил игрок.

      – Ну… Я мог бы изобрести пару-тройку изящных шестистиший для удовольствия присутствующих и пообещать, к примеру, что заколю вас… скажем, в конце четвёртого