Песчаная роза. Анна Берсенева

не ответил. Она не стала переспрашивать. Он знает ее насквозь, всю, и если она изменилась за восемь лет, прошедших после расставания с ним, то эти изменения незначительны. Ее жизнь как стоячая вода. Или как песок в пустыне. Да, скорее как песок. Пять лет назад она ездила отдыхать в Тунис, взяла экскурсию в Сахару, и пустыня поразила, а вернее, подавила ее своей неподвижностью, своей не то что неизменностью, но абсолютной невозможностью перемен.

      До Большого Козихинского доехали быстрее, чем все это промелькнуло у Сони в голове.

      – Сашка еще в августе говорил, что ты в Москве, – сказала она, открывая дверь своей квартиры. – И с тех пор здесь?

      – Нет, конечно. Улетал, сегодня снова прилетел. Что мне здесь было три месяца делать? Да и жить негде.

      – Тебе ведь тетя квартиру оставила?

      Соня сразу спохватилась, что ее вопрос основан на сведениях, которых сам он ей не сообщал. Но Шаховской не обратил на это внимания.

      – Я туда пустил гастарбайтеров, – ответил он. – Квартира в таком состоянии, что больше никто в ней жить не станет. А возиться с ремонтом нет смысла, я ее продаю.

      «Какое мне до всего этого дело? – подумала Соня. – И как странно, что я говорю с ним так… бесстрастно».

      – Проходи в комнату, – сказала она. – А я сварю кофе.

      В комнату он проходить не стал, а пошел за ней в кухню и, прислонившись к краю подоконника, смотрел, как она взбивает желтки с ликером. Его взгляд беспокоил. Соня обернулась.

      Она впервые за сегодняшний вечер смотрела на него так близко и прямо, что видела его лицо во всех подробностях. Шаховской был старше на пятнадцать лет, но теперь выглядел если не моложе, то точно свежее, чем она. Соня давно замечала эту свежесть в лицах знакомых, живущих в Израиле. Удивляться нечему: море, солнце, фрукты – с чего лицу быть отечным и серым? У Бориса оно стало за прошедшие восемь лет таким бронзовым, что даже необыкновенные сумеречные глаза не были уже на его лице главными. А может, они просто перестали притягивать Соню, втягивать ее в себя.

      – Как ты живешь? – спросила она.

      Раз он не обращает внимания на бестактность ее вопросов, то лучше задавать их, чем молчать.

      – Как никогда раньше. Я очень доволен.

      – Замечательно.

      – Ты стала светской.

      – С чего ты взял? – удивилась она.

      – Люди не говорят в обычной жизни таких отстраненных слов, как «замечательно».

      Какое право он имеет ее оценивать? Соня наконец рассердилась.

      – А может быть, я именно хочу говорить с тобой отстраненно, – сказала она.

      – Может быть.

      – Зачем ты хотел меня видеть?

      – Кофе убежит.

      – Не беспокойся. Так зачем?

      – Для гармонизации своего внутреннего пространства.

      – Теперь я могла бы сказать, что ты стал светским. Но не скажу. Хотя про гармонизацию пространства тоже звучит отстраненно, согласись.

      – Не соглашусь. Для меня такие вещи насущны. И не только для меня.

      – А для кого еще?

      – У меня три миллиона подписчиков.

      Об этом Соня знала. Она даже посмотрела несколько его роликов