Перелом. Дик Фрэнсис

и мы повернулись друг к другу, чтобы предаться тому, что было довольно весомой частью наших отношений.

      – Я тебя почти люблю, – сказала Джилли. – Хочешь верь, хочешь нет.

      – О, я верю, – скромно сказал я. – Тысячи не стали бы верить.

      – Перестань кусать меня за ухо, мне это не нравится.

      – В книгах говорится, что ухо – эрогенная зона номер один.

      – Книги могут идти куда подальше.

      – Прелестно.

      – Туда же, куда все эти публикации насчет женского освобождения, типа «Миф о вагинальном оргазме». Чепуха, да и только. Конечно, это не миф.

      – Пожалуй, тут не место для публичных слушаний, – сказал я. – Пожалуй, тут место для личной страсти.

      – Ну что ж, если ты настаиваешь.

      Она устроилась поудобнее в моих объятиях:

      – Если хочешь, я тебе кое-что скажу.

      – Только если иначе никак.

      – Слово на четверку по вертикали – это не галлюцинация, это галлюциноген.

      Я вздрогнул:

      – Большое спасибо.

      – Я подумала, тебе будет интересно.

      Я поцеловал ее в шею и положил руку ей на живот.

      – Тогда мы получаем Г, а не Ц в двадцатке по горизонтали, – сказала она.

      – Стигма?

      – Умен, старина.

      – Закончили?

      – Хм…

      Немного погодя она сказала:

      – Тебя действительно воротит от зеленых с розовым занавесок? Они такие потрясные.

      – Может, ты все же сосредоточишься на происходящем?

      Я почувствовал, как она усмехнулась в темноте. Сказала:

      – О’кей.

      И сосредоточилась.

      Она разбудила меня, как будильник, в пять часов. Дело было не столько в шлепке, которым она меня разбудила, сколько в том, куда пришелся этот шлепок. Смеясь, я вынырнул на поверхность.

      – Доброе утро, малыш, – сказала она.

      Она встала и сварила кофе – хаос каштановых волос, светлое, свежее лицо. По утрам она выглядела изумительно. Она добавила ложку жирных сливок в густой черный кофе и села напротив меня за кухонный стол.

      – Кто-то действительно напал на тебя, верно? – как бы между прочим спросила она.

      Я намазал маслом кусочек ржаного хрустящего хлебца и потянулся за медом.

      – Вроде того.

      – Не расскажешь?

      – Не могу, – коротко ответил я. – Но когда смогу – расскажу.

      – Возможно, умом ты тверд, как тиковое дерево, – сказала она, – но тело у тебя, как у всех, уязвимое.

      С полным ртом я удивленно посмотрел на нее. Глядя на меня, она наморщила нос.

      – Раньше я считала тебя загадочным и волнующим, – сказала она.

      – Спасибо.

      – А теперь ты волнуешь не больше, чем пара старых домашних тапочек.

      – Ты так любезна, – пробормотал я.

      – Раньше я думала, что есть что-то волшебное в том, как ты распутывал дела всех этих полуобанкротившихся заведений, а потом сообразила, что это не магия, а просто чистый здравый смысл…