Перелом. Дик Фрэнсис

в голову не приходит, как ты предоставишь им победителей, – презрительно бросил он.

      – Что ж, – сказал я сдержанно, – почему бы и нет.

      – Да неужели? – едко спросил он. – И вправду сможешь?

      – Смогу, если ты будешь меня консультировать.

      Подыскивая адекватный ответ, он долго молчал, уставившись на меня. Зрачки его серых глаз сузились до точек. Мышцы, поддерживающие нижнюю челюсть, ослабли.

      – Ты должен кого-нибудь найти, – сказал он уже заплетающимся языком. Я уклончиво мотнул головой, обозначив нечто среднее между кивком и несогласием, и на этом наш спор закончился. Далее он задал лишь несколько вопросов о лошадях. Я рассказал ему, что каждая из них выполняла во время тренировок, и он, казалось, забыл о своих сомнениях в моей компетентности. Когда спустя некоторое время я уходил, он почти засыпал.

      Я позвонил в дверь своей собственной квартиры в Хэмпстеде – два длинных и два коротких звонка, и мне тут же три раза пропиликали в ответ, что означало «входи». Так что я вставил ключ в замок и открыл дверь.

      В холле из глубины раздался голос Джилли:

      – Я в твоей спальне.

      – Удобно устроилась, – сказал я себе с улыбкой. Но она красила стены.

      – Не ждала тебя сегодня, – сказала она, когда я поцеловал ее. Она отвела руки назад, чтобы не испачкать мою куртку желтой охрой. Ее лоб был отмечен полоской краски, а блестящие каштановые волосы покрылись пылью, и выглядела она приветливо и непринужденно. У тридцатишестилетней Джилли была фигура, которой позавидовала бы любая модель, и привлекательное лицо умудренного жизнью человека, с умным взглядом серо-зеленых глаз. Она была зрелой и уверенной в себе женщиной, с богатым духовным опытом. В прошлом у нее были распавшийся брак и мертвый ребенок. Она ответила на объявление о сдаче в аренду жилой площади, которое я поместил в «Таймс», и в течение двух с половиной лет она была моей квартиранткой и много кем еще.

      – Что ты думаешь об этом цвете? – спросила она. – И у нас будет ковер цвета корицы и зеленые в потрясающую розовую полоску занавески.

      – Надеюсь, ты шутишь.

      – Это будет выглядеть восхитительно.

      – Брр… – сказал я, но она просто рассмеялась.

      Когда она начала снимать эту квартиру, здесь были белые стены, полированная мебель и голубые шторы. Джилли сохранила только мебель, и «шератон» и «чиппендейл»[6] чуть не задыхались в новой обстановке.

      – У тебя усталый вид, – сказала она. – Хочешь кофе?

      – И бутерброд, если есть хлеб.

      Она подумала:

      – Во всяком случае, есть хрустящие хлебцы.

      Она постоянно сидела на диетах, и ее идея диеты заключалась в том, чтобы не покупать еду. Это приводило к чрезмерному чревоугодию вне дома, что на корню уничтожало ее цель.

      Джилли внимательно выслушивала мои проповеди о том, что организму нужен подходящий белок, такой как в яйцах и сыре, а затем радостно продолжала гнуть свое в том же духе. Это заставило меня довольно скоро понять, что она боролась за свои размеры не для победы на конкурсах красоты, а чтобы ее платья с

6

Стили английской мебели (XVIII в.), названные по именам создателей – Томаса Шератона и Томаса Чиппендейла.