Жена фабриканта. Том 2. Валерия Евгеньевна Карих

Стольберг. Тот привстал и охотно кивнул.

      – У вас имеются рекомендации, господа? – продолжил Стольберг, быстро взглянув на Массари.

      – Вот письма от нотариуса Подковщикова Алексея Сергеевича, а это от коллежского регистратора Шпейера Павла Карловича. Извольте взглянуть, – откликнулся Массари и с ловкостью фокусника достал из папочки на коленях два сложенных листа.

      Пока Стольберг тщательно просматривал поданные бумаги, Массари рассказывал:

      – Имею честь служить губернским секретарем Горбатовского уезда, также имею от родительницы госпожи Массари Елены Давыдовны доверенность на управление родовым имением в триста душ.

      – Понятно. Надеюсь, что бумаги, которые вы предоставили, не поддельные, – с легкой иронией в голосе заметил Стольберг и прямо взглянул на гостя.

      На лице Массари не дрогнул ни один мускул. Пожав плечами, он спокойно ответил:

      – Нет.

      – Почему вы пришли ко мне? – спросил Стольберг.

      – Потому что у вас безупречная репутация в деловых кругах, и о вас хорошо отзываются в департаменте, вы честный и порядочный человек, которому можно доверять. Поэтому мы посмели прийти к вам с одним интересным деловым предложением. Мы надеемся, что предложенное нами дело заинтересует вас. Вы не останетесь в накладе, да и мы тоже извлечем пользу, – признался Массари, демонстрируя искренность намерений.

      – А еще я богат, имею дело с наличными, вы предположили, что они всегда есть в моем доме, и по-видимому, это и есть главная причина вашего прихода, – с иронией поддел его Стольберг.

      Массари подумал и рассмеялся:

      – Всегда приятно иметь дело с умным человеком. Вы точно угадали, нужны деньги. И поэтому мы к вам пришли.

      После этого обстановка в комнате разрядилась, и Стольберг вместе с Массари оживленно заговорили об одном из последних принятых законов.

      И пока они разговаривали, Петр, сидевший рядом с ними с безучастным видом, испытывал стыд и растерянность, занимаясь самоедством, свойственным некоторым творческим и малодушным натурам, когда и хочется что-то изменить, но не хватает решимости. Он понимал, что участвует в преступлении, и что он только что поставил личную подпись на векселях, не имея на это никакого морального и юридического права. Он безуспешно пытался себя убедить, что к этому его вынудили сложившиеся обстоятельства, и что он ни в коей мере не виноват в происходящем, и уж тем более он не является зачинщиком, а в душе всё больше нарастало отвращение к себе. И вдруг ему страстно, до дрожи захотелось увидеть, какой будет реакция Стольберга, а особенно Массари, какие ошеломленные и возмущенные лица сделаются у них обоих, если он сейчас встанет и выплеснет им всю правду.

      «Этот подлец как пить дать потом откреститься от всего, а меня-то уж он точно утопит… А хорошо было бы глянуть, как он станет юлить и изворачиваться перед Стольбергом, лишь бы спасти свою шкуру», – думал он, с ненавистью глядя на самодовольно