(Не) запретная для Альфы. Екатерина Антонова

Ты борец, Лео, – произнесла волчица, – я не ошиблась, выбрав тебя.

      Лео? Это мое имя? Почему внутри все переворачивается? Да твою же мать! Сжал пальцы с такой силой, что если бы у меня была кровь, то она бы хлынула из разорванных ран. Но ничего не почувствовал, словно мое тело было соткано из мягкого облака. Интересное ощущение.

      – Нередко после серьезных ошибок нам дается второй шанс. Ты его заслужил… преданностью оборотням, сумев поставить их благополучие выше своего. Смелостью признать свои ошибки. Решимостью взглянуть в глаза этим ошибкам. И глупостью за них умереть.

      – Ты… – я понимал, душой чувствовал, кем является эта волчица.

      – И я даю выбор. Ты много страдал, мой волчонок. Вынес то, что ни один рядовой оборотень бы не смог. Останься здесь, подле меня и забудь обо всей боли, что тебе пришлось пережить. Либо вернись и продолжи борьбу. 

      – Мать-луна… – сорвалось с губ.

      – У тебя один шанс, сын мой.

      – Я должен вернуться! Не помню, зачем и куда, но чувствую, что меня ждут! – выпалил настолько уверенно, насколько смог.

      Ведь безмятежный шелест васильков так и манил. А там, за завесой черного неба меня ждет боль. Такое чувство, что она подбирается все ближе, я уже ее ощущаю кончиками пальцев. Но васильки… перед глазами вновь мелькнула картинка: небесно-голубое платье, сжатые на коленях кулачки и взгляд, не терпящий отказа. Она ждет меня! 

      – Так тому и быть. Взамен я помогу твоим близким обрести вновь потерянное… прощай, непокорный альфа. Пусть моя сила послужит благому делу. И помни: жизнь – самое большое сокровище. Чья бы она ни была…

      – Что?

      Но волчица уже исчезла, а я ощутил прилив боли. Затем ярости. А следом эти два чувства сплелись тугим узлом в моей груди.

      – Черт! Черт! – вырвалось из горла, и я с треском шмякнулся на пол.

      От боли изверг еще несколько сочных ругательств. У меня болело все тело. Хотя это еще мягко сказано. Я чувствовал, словно по венам вместо крови течет яд вперемешку с электрическим током. Под кожей постоянно простреливало то тут, то там. Мышцы одеревенели и от каждого действия хрустели, доставляя сильный дискомфорт.

      – Эй! – женский голос слегка привел в чувства, – не смей ругаться в моем доме!

      Продрал глаза. Сквозь алую пелену, и дикий вой раненого зверя внутри увидел огненно-рыжую вспышку. Реальность приходила не сразу, будто открывая паззл по кусочкам. Сморщился, ведь на языке крутилось множество нецензурных слов на родном языке. Попытался опереться на руки, но с грохотом рухнул лицом в пол. Твою мать! Но я жив… жив! Лежа мордой на пыльным деревянных досках, улыбался как идиот. Я вернулся к ней.

      – Где я и кто ты? – прорычал, но в итоге с губ сорвался лишь жалкий хрип.

      – Моя стая спасла вас от нападения, – голос будто рассеивался по комнате.

      – Остальные живы?

      – Да. Потрепаны, но на тот свет не отправились. Тебе больше всех досталось. – она попыталась мне помочь, но я оттолкнул ее руку, самостоятельно вползая на