Хадур. Андрей Александрович Арсеньев

бутылку, он отправился на улицу. Прекрасный летний вечер как будто призывал пойти в скверик и немного выпить, сидя на скамейке под густыми ветками сирени. А теплый июльский ветерок словно нашептывал: "Попрощайся с этими пейзажами и с девочками в коротких платьях. Ты не увидишь этого два года". Эта мысль – последнее, что запомнилось Максиму о том вечере.

      Утром будущего солдата разбудил совсем не будильник, хотя он не сомневался, что мать позаботилась об этом. В комнату вломились милиционеры и без объяснения причин надели наручники и парня, прямо в трусах, повели в патрульный автомобиль. С похмелья Максим плохо соображал, что происходит, да еще возмущенные возгласы матери гулким эхом отзывались в затылке. В семейных трусах и шлепанцах Максима усадили в милицейский "УАЗ" и под визг сирены доставили в местный отдел милиции. Он два часа просидел в камере в ожидании следователя. С матерью, которая прибежала в отдел через десять минут, Максиму так и не позволили увидеться.

      В камеру вошли милиционеры, и повели на второй этаж, где Максима ожидал следователь. Упитанный мужчина безразлично посмотрел на него и предложил присесть на стул, затем попросил сержанта снять наручники и ждать в коридоре. Когда сопровождающие милиционеры вышли из кабинета, следователь закурил и повернулся к Максиму.

      – Меня зовут Хромов Борис Николаевич, – следователь стряхнул пепел в граненый стакан, который служил пепельницей. – Расскажешь мне о вчерашнем вечере?

      – Я надеялся, что вы мне расскажете, – Максим совсем не понимал, почему он находится в отделении милиции. Голова "гудела" и хотелось как можно скорее привести ее в норму. – Почему меня силой привели сюда, даже не дав одеться?

      Следователь откинулся на спинку стула и глубоко затянулся, смерив Максима подозрительным взглядом.

      – Смелков, отпираться бесполезно, – он затушил сигарету в стакан и постучал пожелтевшим от никотина ногтем по листу, который лежал на столе. – Есть показания свидетелей и одна из потерпевших тебя опознала.

      Максим посмотрел на свою правую руку. Еще в камере он обратил внимание на разбитые и окровавленные костяшки, но память упорно не желала восстанавливать картину вчерашнего вечера.

      – Я ничего не помню, – Максим покачал головой, но нехорошее предчувствие проснулось в нем и поползло к горлу, перекрывая дыхательные пути. – Я, правда, не помню.

      – Ну, что ж, – следователь поднялся и подошел к окну, в стекла которого упирались зеленые ветки дикой яблони. – По показаниям продавца Файзулиной Татьяны Ивановны, тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года рождения: Смелков Максим Викторович, будучи в сильном алкогольном опьянении, вошел в магазин примерно в двадцать три часа сорок пять минут десятого июля две тысячи четвертого года. Файзулина сразу тебя узнала, вы учились в одной школе. Она старше тебя на два класса, – Хромов посмотрел на Максима, тот продолжал сидеть с опущенной головой.

      Он вспомнил эту Таню Файзулину. Отличница.