Ромашковый лес. Евгения Агафонова

было как-то очень просто и скучно.

      Дельфин приплыл домой очень рано, потому что было невыносимо.

      –Неужели скат прав? – подумал он. – Неужели ничего чудесного и правда не существует? – он не мог поверить тому, в чем только что сам убедился. – Так не бывает! – пытаясь сдержать слезы, крикнул он и ринулся вон из своей пещеры.

      Была ночь. Дельфин осмотрелся: морем завладела тьма, как вдруг он заметил свет, идущий откуда-то прямо на него. Он поднял голову и увидел над собой много-много маленьких солнышек, которые осыпали дно и его спину золотыми бликами.

      – Как это нет? – прошептал Дельфин, – Вот оно! Вот оно чудо! Они есть, чудеса есть, просто надо их замечать, чувствовать и верить. Да! Главное верить! И я буду верить! Буду верить до конца, даже если это будут всего лишь совпадения.

      И он еще долго лежал, облокотившись на морское течение, и вглядывался в каждое загорающееся где-то там, куда нежная вода дотянуться никогда не сможет, солнышко, и знал, что завтра водоросли снова оживут, на скале вновь прорежется профиль морского ежа, а рыбы опять станут удивлять его своим существованием. Скат, наверное, прищурившись, посмеется над ним и скажет: «Дурачок, это же совпадение!», а Дельфин только улыбнется в ответ и, всколыхнув море своим хвостом, поплывет дальше, ведь он точно будет знать, что это – чудо!

      Не лети

      Он никогда не задумывался с какой скоростью он бегает. Кто-то говорил, не меньше 60ти километров в час, кто-то вообще убеждал его, что живи он в Мегаполисе, мог бы не уступать машинам на кольцевой автодороге. Сам он не знал ни что такое мегаполис, ни кто такие «машины», ни почему все удивляются тому, что он – бегает. Он родился с желанием мчаться вперёд. Именно мчаться.

      Жаркое африканское солнце пробиралось сквозь пушистое покрывало и жарило нежную кожицу. Как только лучики добирались до самых костей, страус встряхивался, распушал перья и не давал проказникам продержаться на нём дольше милисекунды. С утра он пробежал километров пятьдесят, поэтому решил слегка передохнуть. Он уселся неподалёку от какого-то водоёмчика. Рядом с ним были деревья, да и воздух был гораздо свежее, чем на открытой местности. Приятно пахло сыростью. Животным, которые живут в тропических лесах, этого блаженства, конечно, не понять. Они ненавидят запах сырости, потому что он преследует их с самого рождения и не покидает никогда. А страус так редко чувствовал себя свежо, что хотя бы намёк на прохладу неимоверно радовал его, заставлял остановиться и насладиться. Он прилёг под веточки деревца с достаточно крупными для Африки листьями, и готов был задремать.

      – Хорошо! – в блаженстве прикрыв глаза и слегка припадая головой на длинной шее к земле, произнёс он.

      Тут он почувствовал какое-то шевеление над собой, и резко вскинул головой вверх, задев нависающий сверху листик. Раздался тоненький писк. Страус тут же повернулся вбок, От резкого движения его крыло слегка ушло в сторону и он случайно поймал какой-то комок перьев. Это была маленькая птичка. Настолько крохотная, что с лёгкостью могла бы поместиться в его клюве. Она была такая невзрачная,