Столетие французской литературы. Кануны и рубежи. В. В. Шервашидзе

символизма, восходящий к немецким романтикам: «Немецкие романтики и французские символисты» (1889).

      В этот период временно присоединяются к символистам 18-летний П. Валери и А. Жид, за плечами которого первый сборник стихов «Стихотворения», опубликованны под псевдонимом Андре Вальтера и «Трактат о Нарциссе», – в подзаголовке – «Теория символа». В письме П. Валери к Малларме содержатся размышления о «чистой поэзии», а произведения А. Жида пронизаны идеями платонизма.

      В 1891 г. произошли два памятных события – банкет по поводу публикации сборника Ж. Мореаса «Страстный пилигрим» (1891); присутствовал весь литературный Париж – от молодых поэтов до С. Малларме и А. Франса. Во-вторых, статья Ф. Брюнетьера – безжалостного, но объективного критика – о символизме. Это означало, что символизм получил, наконец, официальное признание. После временного всплеска и успеха, символизм стал постепенно в 90-е годы превращаться в литературное сообщество, лишенное программы; каждый поэт был озабочен поисками собственного пути. Творческий потенциал символизма истощался, границы с декадансом размывались; усиливаются тенденции эстетизма.

      В поэзии Э. Микаэля – «Дождливые сумерки», «Таинственный свет луны» – звучат меланхолия, тоска:

      «Как осенний туман,

      На меня опустилась тоска,

      Ее вечер сгустил, и она, тяжелея, темнея,

      Распустилась в душе, словно полная тайн орхидея,

      Давит на сердце ночь – с монотонным теченьем река»

(Дождливые сумерки)

      К.-С. Гюисманс воспевает «изощренную чувственность – «Экстаз», «Японское рококо», «Ваза с пряностями».

      «О том, чьи глаза черны, чьи волосы черны,

      Чье тело светло, внемли мне,

      О, моя шаловливая ойран!»

(Японское рококо)

      Марсель Швоб создает образец символистской прециозности – книгу «Монеллы»[31] – пронизанной страстью к вечности, тоской о бренности жизни и убегающих мгновениях. Пьер-Луи, одержимый античной экзотикой, переключается на стилизацию. «Песни Билитис» Пьера-Луи – мистификация; это произведение было представлено как перевод стихотворений древнегреческой поэтессы Билитис, чьи стихи были выбиты на ее гробнице. Лоран Тайад выразил суть явления: «Какая разница, лишь бы было красиво!».

      Причины творческого угасания символизма в «неустойчивости» концепта «символ», пытающегося установить единство между реальным и идеальным. На примере поэзии С. Малларме происходит растворение предметного мира в бесконечных узорах соответствий, что делает поэзию герметичной, плохо доступной для понимания. С другой стороны, пренебрежение законом соответствий и тождеств, нарушением правил «всеединства», превращает символ в ложно-многозначительную загадку, в некий «ложный» код. Этим объясняется на излете символизма мелкотемье, клишированная образность – экзотический антураж, сумеречные пейзажи, фонтаны, статуи, парки, хрустальная луна, «лилейные женщины». Эти образы лишены подлинной суггестивной выразительности. Символы А. Самена, Жюля Лафорга,

31

Монелла – по-латыни это имя означает «напоминание»; по-итальянски – «шалунья, плутовка». Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. – СПб., 1999. – С. 152.