Не навреди ему. Джек Джордан

почти беззвучный вскрик, когда на нее обрушивается удар, блестящую пленку слез, застлавшую глаза. Медсестра Вэл из кардиологического отделения рядом со мной нервно дергается.

      Я познакомилась с миссис Даунинг, когда они с мужем пришли ко мне на первичную консультацию, и смотрела ей вслед, когда она выходила из кабинета полным надежды упругим шагом. Это должна была быть стандартная процедура; риск, что Питер не вернется домой, был очень невелик. Моя репутация и опыт помогали ей крепко спать по ночам; моя репутация и мой опыт убедили ее мужа подписать документы перед операцией. Как только пройдет шок, она меня за это возненавидит.

      – Он страдал? – спрашивает она прерывающимся голосом.

      – Нет. Он ничего не почувствовал.

      Наверное, она думает, что я бесчеловечная, раз могу твердо смотреть ей в глаза, но у меня просто было много практики. За годы работы я научилась не проявлять в разговоре с родственниками пациентов слишком много сочувствия, чтобы они не сочли это снисходительностью, или грусти, чтобы не перепутали с чувством вины. Если бы я слишком широко улыбнулась, когда подходила к миссис Даунинг, это подарило бы ей ложную надежду. Профессия кардиохирурга означает умение не только чинить сердца, но и разбивать их.

      – Миссис Даунинг, – говорю я спокойно, осторожно отстраняясь от ее горя, – Вэл, моя коллега, расскажет вам, что делать дальше, и ответит на любые вопросы. Если вам что-нибудь понадобится, пожалуйста, не стесняйтесь обращаться к ней.

      Вэл берет миссис Даунинг за руку и мягко отводит ее к стулу; ей удается не дать ей разрыдаться, пока я не закрою за собой дверь и не позволю себе расслабить по-британски «застывшую» верхнюю губу.

      Закрываю глаза и, перед тем как пойти в раздевалку, делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Я уже давно не теряла пациента, сегодня это случилось впервые за долгое время, и внезапно меня охватывает страх, что это может быть началом длинной цепочки ошибок, но я сразу же отмахиваюсь от этой мысли.

      Это первое поражение в длинной череде побед. Помни об этом.

      Но я уже знаю, что мне не удастся выбросить операцию из головы – то ли привычка, то ли естественное желание исправить недостатки.

      Я захожу в раздевалку, стягивая с себя форму. Переодеваюсь, погрузившись в свои мысли.

      – Вы в порядке?

      Марго стоит возле своего шкафчика, соседнего с моим, и стягивает волосы в хвост. Ей пора бы подкрасить корни.

      – В порядке.

      Я снова прокручиваю в голове операцию, деталь за деталью, до того момента, как сердце мистера Даунинга перестало работать. Очевидно, сейчас мне не так хорошо, как обычно, удается прятать свои мысли. Есть такое свойство у ошибок: они ударяют в твою броню, обнажая едва заметные уязвимые участки под ней.

      – Вы сделали все, что могли.

      – Знаю, – лгу я. – Спасибо.

      Я чувствую, что ее взгляд задержался на моем лице. Говорю ровным безапелляционным тоном. Без эмоций. Наверное, она считает меня черствой. Возможно, так и есть.

      Я чувствую нечеловеческое равнодушие перед тем, как назвать время смерти. Копаясь в чьей-то грудной клетке,