Волчья стая. Александр Бушков

смылись, видимо, пошли прошвырнуться перед сном (это не возбранялось, чихать было администрации, что происходит внутри лагеря). Очередную «Приму» Вадим вышел выкурить на веранду – довольно обширную, в старые времена для пионеров метража не жалели. Половина стекол, правда, была выбита – похоже, заброшенные строения обладают некой мистической способностью разрушаться сами по себе, а пара досок в полу подгнила и провалилась, если не знать, можно и провалиться туда в полумраке. Все они, конечно, давно с этой ловушкой освоились, так что Вадим уверенно обогнул коварное местечко и пускал дым в окаймленный острыми осколками проемчик, пока рядом не нарисовался Столоначальник. Помялся и сообщил:

      – Табачок кончился, черт. Из-за отмененной отоварки…

      – Любите вы халяву, слуги народные… – проворчал Вадим. – Тут лагерь или уже где?

      – Ну, лагерь…

      – Значит, должен господствовать натуральный обмен. Две сигаретки против звонка.

      – Батарейки садятся, а новых нету… – заныл Столоначальник.

      – Вольному воля.

      – Если недолго… Тогда три.

      – Черт с тобой, – кивнул Вадим.

      – Ты мне только полупустые не вытрясай…

      – Так батарейки ж садятся.

      – Ну, одну полупустую еще куда ни шло…

      – Доволен?

      – Ну.

      – Тогда пошли, – сказал Вадим, кивая в сторону чулана, где все они устроили свои захоронки.

      Подойдя по скрипящим половицам к полуоткрытой двери чулана, оба констатировали, что кто-то успел их опередить для своих дел. В чулане горела лампочка, еще тусклее, чем в бараке, явственно послышался веселый голос Синего:

      – Ну что ты ломаешься, Машенька, как прости господи? Добродетель взыграла?

      Отозвался чуть сварливый тенорок Василюка:

      – А вы не слыхивали, любезный, про такую вещь – взаимную симпатию? Надо бы ее иметь, да только у меня ее к вам не просматривается… Не воодушевляете вы меня, уж извините.

      – Да чего там… – беззаботно протянул Синий. – А вот такая штука тебя не одушевит?

      Звук неслабой плюхи, сдавленное оханье, еще какая-то возня.

      Судя по долетавшим отголоскам, последовала еще парочка ударов, кто-то из двоих – Василюк, несомненно – жалобно пискнул, что-то упало, Синий рявкнул не в пример жестче:

      – Ломаться будешь, пидарасня корявая! Ну? Да смотри у меня, укусишь – шнифты выткну…

      Воцарилось молчание, нарушавшееся лишь многозначительными звуками. Оба украдкой заглянули в приоткрытую дверь. Внутри уже наблюдалась определенная гармония – Синий стоял с приспущенными штанами, а помещавшийся перед ним на коленях Василюк исполнял номер, который в древней китайской традиции именовался игрой на яшмовой флейте любви. Нельзя сказать, что чернявый был охвачен неподдельным трудовым энтузиазмом, но вынужден был стараться: тертый человек Синий держал в непосредственной близости от физиономии партнера самодельный выкидной ножик с