Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2. Петр Дружинин

стоял на своем – выступал с политизированными обвинениями, называл пьесу пасквилем на советскую действительность и даже нападал на А. А. Прокофьева, то и Илья Борисович, и Сергей Львович выступали в защиту пьесы и ее авторов; также к стороне защиты присоединились писатели А. А. Крон, Е. Л. Шварц и др. Евгений Львович Шварц сказал тогда:

      «Я не хотел вообще выступать, потому что не считаю себя на данном этапе развития достаточно оснащенным всякими теоретическими знаниями, чтобы твердо и точно разъяснить, хотя бы [Р. Р.] Сусловичу, что в пьесе хорошего и что плохого. Это даже почти невозможно, как, например, в басне Толстого, когда слепому объясняют, что такое белый цвет.

      Начну издалека. Не удивляйтесь, что мы говорим о статьях. Именно такого рода статьи мешают говорить по существу. Бывало, не особенно нравится пьеса, но благодаря появлению безобразной, несправедливой статьи приходится забывать гамбургский счет и восстанавливать хотя бы приблизительно справедливость. ‹…›

      Каждый раз, когда в пьесе видишь что-нибудь живое, каждый раз, когда видишь, что кто-то еще так же серьезно и так же ответственно думает над тем, как обработать и что делать с новым материалом, радуешься, как будто бы встречаешь попутчика. Мы слышали пьесу Берггольц и Макогоненко, когда она впервые читалась в БДТ, и я был обрадован самым искренним образом. Во‐первых, тем, что встретил товарищей по работе, которые столь же ответственно и с таким же трудом, как в первый раз, пробовали поднять, вскрыть и сделать доступным зрителю новый материал, который до сих пор как следует не был обработан. Делается это со всей доступной им добросовестностью и талантом. То, что было сказано, что эта пьеса поэтическая, – это немаловажно. Пьеса поэтическая от начала до конца. Вот что мне нравится, и вот почему я ее защищаю с особой яростью.

      Я должен сказать, что здесь была пальба из автоматов по людям, которые нарушили правила дорожного движения. Раз поднят новый материал, то кончен вопрос о профессионализме. ‹…›

      Пьеса несколько приподнята, и поэтому, несмотря на то что материал внешне реалистический, он приподнят поэтически, и естественно, что люди с гордостью говорят о своих традициях. Ложь я очень хорошо чувствую и глубоко убежден в том, что этого как раз здесь и не было. Все мы с волнением слушали эту пьесу. Ощущение времени – сегодняшнего дня и прошедшего времени, которое продолжает жить в сегодняшнем дне, с моей точки зрения, в пьесе достаточно убедительно.

      Я не хотел говорить, но в некоторых случаях нужно преодолевать свое отвращение к публичным выступлениям. Я говорю “с отвращением”, потому что труднее доказать, что то, что мне понравилось, действительно хорошо, но поверьте мне – здесь нет никакого желания лишний раз столкнуться с критиком, а глубокое убеждение человека, который работает добросовестно, что это некоторый этап на том трудном пути, по которому мы все идем в меру наших сил и возможностей, и что это настоящее произведение искусства, а настоящее произведение искусства живет. А к тому, что живет, нужно относиться как к живому существу, и то убийственное