Нежеланная жена. Злата Романова

соболезнования. Мама держится, не плачет, но ее глаза красные и воспаленные, поэтому я знаю, что до моего приезда она выплакала все, что могла.

      – Я возьму его, – говорит Самира, протягивая руки к плачущему Амиру.

      Она тоже выглядит заплаканной и впервые при виде нее я не испытываю раздражение. Взяв Амира, она уходит в другую комнату, а родственники Луизы, поговорив с мамой пять минут, собираются домой.

      – Спасибо вам, что зашли, – говорит мама, провожая их вместе со мной до ворот. – Завтра все увидимся, дай нам Бог терпения!

      Стоит воротам закрыться за гостями, закрывая нас от окружающего мира, как мама крепко обнимает меня, словно маленького.

      – Бедный мой сынок! – говорит она, едва держась, чтобы не заплакать, и я неловко похлопываю ее по плечу.

      – Я в порядке, мама, – лгу ей, надеясь, что она поверит. – Все будет хорошо.

      Мы стоим так какое– то время, прежде чем расцепить объятия и войти в дом, где нас поджидает Самира.

      – Малыш уснул, – говорит она с какой– то робостью. – Мурад, я хотела бы принести тебе свои соболезнования. Не выразить словами, как мне жаль и как будет не хватать Луизы! Она была мне верной подругой.

      – Спасибо, – киваю ей. – Если не возражаете, я бы хотел отдохнуть. Вечером нужно будет забрать тело.

      – Конечно, сынок, иди, – гладит меня по руке мама.

      – Я уложила Амира у тети, так что он не будет тебе мешать, – уточняет Самира.

      Я снова киваю ей и иду в свою спальню. На самом деле я не устал, но мне так не хочется сейчас находиться в обществе других людей, терпеть их жалость. Это слишком сложно, слишком болезненно. Всего просто слишком.

      Глава 6

      – Давай пельмешек, не капризничай, – уговариваю я малыша, который никак не хочет брать бутылочку.

      Выплевывает соску изо рта, разбрызгивая смесь по лицу, и отворачивается, маленький негодник!

      – Оставь, Мира. Значит, он не голоден, – говорит тетя.

      – Но он ел три часа назад! Разве не пора снова проголодаться?

      Я практически в отчаянии. За ту неделю, что прошла с момента похорон Луизы, Амир был на нашем с тетей попечении. В первые дни он плакал почти все время, когда бодрствовал, но постепенно привык к тому, что теперь питается только смесью из бутылочки. И вот, сегодня снова упрямится. Не знаю даже, что с ним делать.

      – Плохой пельмеш! – отчитываю мелкого привереду, а он в ответ только улыбается беззубым ртом, испачканным в белой жидкости.

      Быстро вытираю его влажной салфеткой и даю уже обычную соску– пустышку, которую тот с энтузиазмом сосет, глядя на меня большими карими глазками.

      – Не смотри на меня так, месье Бархатные глазки! Вот похудеешь и можешь не надеяться, что я буду и дальше всем говорить, что ты самый хорошенький мальчик на свете. Ты же мой пельмеш! Держи марку, малыш.

      – Сумасшедшая девчонка, – качает головой тетя, впервые за эти дни улыбаясь мне. – Мурад еще не проснулся?

      – Не знаю, он не выходил из спальни, – пожимаю