У причала. Лада Святославовна Рождественская

и вязаного разноцветными нитками коврика. Каждая комната плавно перетекала в следующее помещение.

      Слева находилась уютная кухня-столовая, украшенная комнатными цветами в пластиковых горшочках и масляными картинами светло-голубых и изумрудных тонов под цвет обоев. Прозрачный обеденный столик был по-дизайнерски накрыт пестрыми листочками из глянцевых журналов, а посередине стояла керамическая ваза со свежими фруктами, оформленная лепестками той самой лаванды. Столик размещался у самого окна, обрамленного лазурными тюлевыми шторами, на которых кто-то от руки вышил три желтых махровых бабочки.

      Справа находилась спальня, превращенная в гостиную. Или гостиная, превращенная в спальню. Трудно судить. Большую часть комнаты занимал широкий диван песочного цвета, по всей длине которого были разложены кремовые подушки в виде ракушек. В метре от главной «достопримечательности» стоял деревянный кофейный столик, чью поверхность покрывал толстый слой темного лака. Выглядело это достаточно эффектно вкупе с фарфоровым сервизом и внушительной стопкой книг разных авторов. Помимо картин стену украшал плоский экран телевизора, прикрепленный не ровно посередине, а чуть-чуть левее, что давало более удобную точку обзора. Сбоку на еще одном вязаном круглом коврике стояли друг напротив друга два кожаных кресла-качалки. С другой стороны был размещен высокий книжный шкаф со стеклянными дверцами. Но изюминкой этой комнаты не значилось ничего из вышеперечисленного. Эта изюминка оказалась завешена длинными молочными шторами до самого пола, украшенными по краям камешками наподобие жемчужин. За ними находился выход на просторную лоджию, где открывался восхитительный вид на Ганзейскую набережную. В тот миг Ян понял, что значили слова Мэри в лифте, ведь ее квартира и море всегда были рядом. Специально поставленный посередине пластиковый столик с банкеткой предполагал возможную церемонию утреннего чаепития с ежевичным кексом или шоколадным круассаном.

      В общем, квартира выглядела обжитой и уютной, настоящей норкой прелестной рукодельницы. Нигде не было ни намека на существование других жильцов. Однако гость не мог поверить, что в жизни такой хозяюшки, как Мэри, могло присутствовать одиночество. Тогда он решил раздобыть для себя главную улику.

      – Могу я заглянуть в уборную? – Спросил юноша, галантно помогая хозяйке снять пальто.

      Ванная комната совмещалась с туалетом и со стороны казалась меньше, чем была на самом деле. На полу расстелился розоватый ковер с белыми крапинками. Плитка под ним обладала особым мраморным оттенком. Также смотрелись и гладкие стены, на которых красовалось по два изогнутых крючка в виде крошечных русалочек. И лишь на одном из них висело темно-зеленое махровое полотенце. На выпуклой раковине у зеркала с позолоченными округлыми вставками стоял стакан с одной единственной зубной щеткой. А на тумбочке рядом с глубокой белоснежной ванной среди различных кремов и бальзамов затесался один женский шампунь.

      Догадки гостя не подтвердились. Женщина действительно жила здесь одна.

      Когда Ян вышел из уборной, Мэри