Мой внутренний ребенок хочет убивать осознанно. Карстен Дюсс

нашего стола.

      – Ты могла бы предложить более мягкий способ? – спросил я в ответ.

      – Нет, но в последние недели ты был таким уравновешенным. Бродить по горам тоже можно осознанно.

      – Я бы даже заказывал осознанно. Но для этого требуется обходительный официант. А не этот остолоп.

      – Пожалуйста, не порти такой прекрасный день своим плохим настроением. Нашу еду наверняка сейчас принесут.

      Прекрасный день портит не какая-то там проблема, а тот, кто указывает на эту проблему. Такова была жизненная установка Катарины.

      Нашу еду принесли. Правда, не сразу и не нам. Первые две порции кайзершмаррна получил стол, который заказывал гораздо позднее нас. Мою ледяную бутылку альмдудлера получил один из бундесверовцев и выдул ее между двумя давно принесенными ему бутылками пшеничного пива. Нильс уже явно запутался и не соображал, у какого стола какой номер. Мы с Катариной, сидя все это время на жарком солнце, охлаждали себя ледяным молчанием. Через двадцать минут мы наконец получили наш кайзершмаррн. И тепловатую бутылку альмдудлера. Правда, мой ландъегер все еще пребывал на кухне, когда наши тарелки давно опустели. Зато Эмили уже не пребывала за нашим столом, а весело резвилась на краю террасы возле бачка с ледяной, кристально чистой водой, которую я мог бы выпить прямо сейчас и даром.

      А что же я? Я кипел от ярости. Катарина видела это. Она сделала шаг к примирению.

      – Кайзершмаррн был очень вкусный, – удовлетворенно сказала она успокоительным тоном.

      Я ничего не ответил.

      – Что случилось? – спросила она, снова с упреком.

      – Этот идиот забыл про мой ландъегер.

      – Тогда пойди спроси еще раз и не срывай на мне свое плохое настроение.

      – Дело вообще не в этом, – чуть ли не зарычал я. – Я работаю круглый год. А потом в отпуске я должен подчиняться идиотам, которые ничего не соображают.

      – Но нельзя же из-за какой-то колбасы так…

      – Да не в колбасе дело! Дело…

      Я, честно говоря, и сам не понимал, почему эта отсутствующая колбаса меня так невообразимо взбесила и в чем, собственно, было дело. Но глубоко внутри у меня сидело невероятно ясное чувство, что со мной поступили невероятно несправедливо. Быстро поданная дымящаяся тарелка кайзершмаррна, ледяная бутылка альмдудлера, отполированные до блеска колбаски ландъегер – три такие банальные мелочи. Большего я и не хотел. И ничего из этого я не получил. Тоненький, оглушающе высокий голос во мне громко возопил против такой несправедливости. Катарина видела только, что мне не принесли колбасу. Меня же этот официант довел своей беспардонностью до того, что заботы в наполненной доверху бочке моей души перелились через край.

      – Дело здесь исключительно во мне! Хотя бы один раз за весь отпуск может что-то получиться так, как я этого хочу?

      – Ах, дело опять только в тебе! Ты, вообще-то, отдаешь себе отчет, какой ты единоличник?

      – Пока я единолично за все плачу, тебя это, похоже, не колышет.

      Нильс стоял через четыре