Мой внутренний ребенок хочет убивать осознанно. Карстен Дюсс

проживающих родителей.

      Наша дочь Эмили с радостью посещала группу «Немо» детского сада, в котором я с таким трудом завоевал для нее место.

      В великолепном старинном здании детского сада у меня была не только своя контора, но и квартира. Всем домом управлял я вместо моего главного клиента – Драгана, пропавшего шефа мафиозного клана.

      Все эти изменения последних месяцев во многом стали возможны благодаря тому, что полгода назад я убил Драгана. Тот факт, что об этом никому не было известно, имел не такое уж маленькое значение для моего счастья. А чтобы и в будущем никто не узнал об этом, мне не оставалось ничего иного, как руководить деятельностью преступного синдиката Драгана от его имени. И делать вид перед людьми драгановского клана, что их босс еще жив.

      Теоретически мне, как адвокату, это было не трудно. В конце концов, я сам сплел легальное прикрытие для драгановских сделок с наркотиками, проституцией и оружием и годами де-факто руководил всем этим в качестве консультанта. И именно эту игру я продолжал вести перед всеми. И только.

      Но один-единственный промах, один опрометчивый срыв, один чересчур критический взгляд со стороны на мою жизнь – и вся эта построенная на лжи конструкция рухнет сама собой.

      Во всем, что бы я ни делал, я вынужден был оставаться под радаром мафии и полиции. Тот факт, что я стал нечаянным виновником смерти официанта, мог привести к непредсказуемым последствиям. Не только для моей душевной жизни, но и для моей жизни вообще.

      В ее устройстве ошибкой было то, что я не имел права совершить ни одной ошибки.

      Мое настоящее, может, и было прекраснее, чем прошлое. Но я чудовищно боялся будущего.

      Это был стресс, который мне с помощью осознанности удавалось держать под контролем. Но я не мог устранить его причины. Да, осознанность замедляла вращение колеса, в котором я крутился как белка. Но я никак не мог соскочить с него. Из-за этого я теперь вновь стоял здесь, у двери Йошки Брайтнера. Упорядочивая мысли, я уже внес некоторую ясность в свою душу – ее взбудораженные взвешенные частицы немного улеглись. И все-таки я медлил и не звонил. Среди прочего также потому, что был еще не совсем уверен, о каких своих проблемах могу рассказать господину Брайтнеру, а о каких нет.

      О насмешливых замечаниях Катарины, которые снова и снова давали мне ясно понять, насколько хрупки и запутанны в принципе наши отношения, я определенно мог бы ему поведать.

      О моем чувстве вины перед Эмили из-за того, что мы с Катариной разрушили наш брак, я бы поговорил.

      О моем желании иметь помимо семьи и клиентов также чуточку времени для себя я бы хотел рассказать.

      О моих маленьких срывах я бы сообщил, пусть даже испытывая при этом неловкость.

      Обо всем этом я бы завел разговор. И по всем этим пунктам господин Брайтнер наверняка смог бы мне помочь.

      Но о вещах, которые всерьез тяготили меня, я говорить не мог.

      Об убийствах, которые совершил прошлой весной, я бы и слова не проронил.

      О двойной жизни, которую вел с тех пор, я бы молчал.

      И уж совсем точно я