Второй сын. Эми Хармон

серой ткани, какую Гисле только доводилось видеть в жизни. Чтобы обшить храмовых дочерей, из королевской деревни вызвали швею, и она явилась с тележкой, которую тащил за собой приземистый тощий ослик. Правда, в храм швею не пустили, и она принялась за работу прямо во дворе.

      Храм и королевский замок стояли друг напротив друга, по разные стороны широкой, мощенной булыжником площади на северном склоне горы. Земли короля были отделены от земель хранителей стеной. Владения короля были просторны, там имелись конюшни, поля, казармы для стражи, двор для учений и спортивных игр. За пределами королевских владений лежало еще около мили ничьей земли – поле неправильной формы. На время королевского турнира, проводившегося, по рассказам хранителей, каждый год, на этом поле на долгие дни выстраивались ряды разноцветных шатров.

      На восточном склоне горы, позади храма, тянулись загоны для скота, сады и постройки, которыми пользовались лишь хранители, – от прочих владений их отделяла еще одна стена. Земли храма по размерам сильно проигрывали королевским, но хранители пользовались ими с умом. Далеко не вся жизнь в храме уходила на изучение рун, чтение свитков и молитвы богам. Каждый из хранителей владел каким‐то умением или ремеслом, и у каждого была своя обязанность, а порой даже несколько, так что все они – кто в большей, кто в меньшей степени – вносили свой вклад в общее хозяйство. Храм был своего рода деревней, населенной обритыми наголо мужчинами и жившей по строгим правилам, но, как ни странно, эта строгость даже нравилась Гисле. После долгих месяцев хаоса и неуверенности в завтрашнем дне царивший в храме порядок внушал ей пусть не ощущение безопасности, но хотя бы относительное спокойствие.

      Хранители не таили на девочек зла, но вели себя с ними неловко и холодно: многих братьев раздражало присутствие в храме непрошеных гостий. Ни у кого из хранителей не было детей. Ни один из них не чувствовал себя свободно с женщинами всякого возраста, и потому они всеми силами избегали девочек, обходили их стороной, склонив голову и отводя взгляд. Тень они тоже избегали. Все, кроме Дагмара и мастера Айво.

      Верховный хранитель настоял на том, чтобы с девочками обращались как с будущими хранительницами – он называл их послушницами. Их учили чтению и письму, песням и заклинаниям.

      Гисле мастер Айво казался похожим на Арвина – учителя Хёда. Возможно, все дело было в том, что оба горбились. Или в том, как загибался крючком нос верховного хранителя. Или в том, как ярко горели знанием его глаза. Или попросту в том, как она чувствовала себя в их присутствии. Загнанной. Беззащитной. Неспособной что‐либо скрыть. Ни свои чувства, ни свой голос, ни свою неприкаянность, ни свое одиночество.

      – Он такой некрасивый, – сказала Башти, изображая согбенную спину мастера Айво, его птичьи манеры.

      – Поэтому я ему верю, – заметила Тень. – Давным-давно я узнала, что физический облик – лишь скорлупа, в которой кроется зло. Мастер Айво выглядит как злодей. Но он не таков.

      – Король очень красив, – прибавила Элейн, и