Второй сын. Эми Хармон

да изредка ярлов. Наверняка кто‐то провел ее сюда.

      – Ты должна сейчас же уйти, – прошипел Айво.

      – Я всего на минуту, мастер, – ничуть не смутившись, сказала она и двинулась вперед.

      Кресло мастера скорее походило на трон, чем на обычный стул: верх высокой спинки украшали шипы, напоминавшие лучи солнца или спицы колеса. Кресло казалось непригодным для сидения, и он знал об этом и радовался, что в действительности оно очень удобно. Оно стояло на возвышении близ алтаря. В нем ему так хорошо думалось… и так хорошо спалось.

      Женщина остановилась ярдах в трех от него, у самого алтаря, и сложила руки, как побирушка.

      – Я попрошу твоего благословения, о верховный хранитель… и сразу уйду.

      Отчаянная смелость сияла в ее горячечном взгляде, рвалась с молящих губ. Лохмотья, прикрывавшие ее тонкое тело, были в пыли после долгой дороги, но ребенок, стоявший с ней рядом, казался здоровым и относительно чистым. Правда, с глазами у мальчика было что‐то не то.

      Внезапно мастеру Айво стала ясна цель этой женщины, и он проклял того, кто проявил к ней сострадание. Чертить руны и миловать мог не только верховный хранитель. Пока шел королевский турнир, все хранители целыми днями врачевали и взывали к рунам. И все же эту женщину привели к нему, безо всяких церемоний впустили в его святилище, и теперь он должен будет сказать ей, что есть хвори, над которыми руны не властны. Трусы. Он с ними еще разберется.

      – Он когда‐нибудь видел? – нетерпеливо спросил мастер Айво, махнув рукой в сторону мальчика.

      – Нет, мастер, его глаза были такими с рождения.

      – Он не болел?

      – Нет.

      – Значит, я не могу его исцелить. Не могу вернуть то, чего никогда не было.

      Женщина понурилась, и на миг ему показалось, что она сейчас упадет.

      Он проклял норн, которым так нравилось ему досаждать.

      – Я дам вам обоим благословение силы. Потом ты уйдешь, – смилостивился Айво.

      Он небрежно начертил в воздухе руну, пробормотал благословение на мозг, кости и мышцы. В сложившихся обстоятельствах от него нельзя было требовать большего. Маленький мальчик выпустил материнскую руку и склонил темноволосую голову набок. А потом высоким нежным голосом повторил благословение, слово в слово. Досада Айво рассыпалась прахом, смешавшись с пылью, что покрывала пол в святилище. Но женщина не утешилась. По щекам у нее побежали слезы.

      – Боюсь, силы недостаточно, мастер, – прошептала она.

      – Почему? – буркнул Айво. Ей не пристало знать, что в его сердце произошла перемена.

      – Мой сын – хороший мальчик, мастер. Но его слепота – бремя, которое никому не по плечу. А я больше не могу о нем заботиться.

      – Где его отец? И как же твой клан?

      – Я из Берна, мой отец мертв, а я знала многих мужчин, мастер. – В ее голосе не слышалось ни тени раскаяния.

      Айво чувствовал, что она не лжет, но подозревал, что она недоговаривает. Многие женщины что‐то скрывают, говоря о подобных вещах. В особенности если беседуют со стариком-хранителем, ведь он – как им кажется – не способен