Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России. Екатерина Правилова

уступает там, где приближается польза государства»[121]. Это заявление имело большое значение. В противоположность общим рассуждениям о священном характере частной собственности в манифестах Екатерины II и меморандуме Мордвинова решение Сената обозначило поворот в сторону более прагматичного понимания собственности. Сенат приказал Департаменту водяных коммуникаций при открытии рек для судоходства брать в расчет «общую пользу» при рассмотрении возможных убытков частных землевладельцев[122].

      В начале XIX века тем не менее неотчуждаемость считалась неотъемлемой чертой частной собственности. Ограничение частной собственности ради общественных интересов представлялось ненормальным – по крайней мере, такое ограничение не могло быть институционализировано в законе. В 1809 году Михаил Михайлович Сперанский, одаренный государственный деятель, юрист и экономист, попытался впервые ввести правила экспроприации в проект гражданского уложения, который как в своих главных чертах, так и в интерпретации права частной собственности следовал наполеоновскому закону об экспроприации 1807 года. Сперанский стремился нормировать отчуждение частной собственности и установить твердые принципы для выплаты компенсаций. Его предложение было отвергнуто под тем предлогом, что, предписывая государству определенные способы ведения переговоров с землевладельцами по поводу отчуждения их собственности, правительство оскорбляет чувства своих верноподданных и, к выгоде «упорных людей», не уважающих «пользы общественной», посягает на священную частную собственность[123]. Любопытно, что французский закон об экспроприации, который Сперанский взял за основу для своего проекта, рассматривался как выполнение обещаний Декларации прав человека и гражданина (1789), которая установила и право общества отбирать чью-то собственность на общие нужды, и право граждан получать в этом случае справедливую компенсацию[124]. Тогда как в Европе институционализация экспроприации служила достижению компромисса между государством и частными интересами и на самом деле защищала частную собственность от незаконных конфискаций, в России экспроприация рассматривалась как посягательство на право частной собственности. Проект Сперанского не стал законом, а сам он впоследствии оказался в опале (одним из поводов для этого стала его франкофилия), был отправлен в ссылку и смог вернуться к своему проекту кодификации законов только в 1826 году. В 1810 году Государственному совету было все же поручено рассматривать дела об экспроприации, но в его распоряжении не было процедуры для разрешения конфликтов и установления размера компенсации за отчуждаемую собственность.

      В 1821 году опять возник вопрос об экспроприации, когда Комитет министров рассматривал необходимость отчуждения мельницы на Оке[125]. Мельница мешала судоходству, и Министерство путей сообщения хотело ее снести, чтобы

121

Цит. по: Флексор Д. C. Действующее законодательство по водному праву. Систематический сб. узаконений. СПб.: Гос. тип., 1903. С. 423. «Об открытии и назначении бечевников по рекам в Санкт-Петербургской губернии протекающим, по коим производится отправление к столице леса, дров, извести, камня и других припасов» (ПСЗ I. Т. XXIX. 28 мая 1806 г. № 22150).

122

Историческая записка о судоходных и сплавных реках по русскому законодательству. С. 45. Тем не менее установленные этой инструкцией процедура и принципы никогда не применялись на практике (РГИА. Ф. 1287. Оп. 7. Д. 562. Л. 59 об.).

123

Архив Государственного совета. Государственный совет в царствование императора Александра I. Департамент законов. СПб.: Гос. тип., 1875. Т. IV. Ч. 1. С. 36–37.

124

Harouel J.‐L. L’expropriation dans l’histoire du droit français // L’Expropriation. P. 67.

125

ПСЗ I. Т. XXXVII. № 28646. 14 июня 1821 года. Я позаимствовала ссылку на эту дискуссию из работы Д. В. Тимофеева: Тимофеев Д. В. Понятие «собственность» в России в первой четверти XIX века: Опыт реконструкции смыслов // Российская история. 2009. № 1. С. 172.